Избранное в 2 томах. Том 1
Шрифт:
— Нет, хулиган! — резко возразила Нелли Ивановна. — Если уж пошла об этом речь, я скажу. Бывают такие тихенькие до поры до времени, особенно в школе. А за стенами школы что они творят! Вы знаете, что выкинул Каховский летом? Со мной в институте учится Гортензия Павловна Кушкина, она старшая вожатая в девятнадцатой школе, а летом была вожатой в лагере «Смена». Она мне рассказала, как этот Каховский при всех, на линейке оскорбил начальника лагеря, а потом самовольно отправился домой. А когда за ним послали физрука, этот… «нехулиган» натравил на него собаку!
Серёжа вцепился в сиденье стула. Он посчитал про себя до семи. Но полностью сдержаться не смог.
— Все очень похоже на правду, — сказал он тихо, но язвительно. — Все почти так и было. Только чуть-чуть не так.
— Нет, так! — Нелли Ивановна даже притопнула. — И я не понимаю, почему из лагеря не сообщили в школу.
— А я понимаю, — сказал Серёжа. — Стыдно было. Им пришлось бы объяснить, почему я ушел.
— А почему? Ну-ка, скажи!
— Не будем отвлекаться, — перебил их директор. — Насчет лагеря мне известно, это другой вопрос. А сейчас вот что. Я думаю, Каховский извинится перед Нелли Ивановной за свой поступок и отправится в класс. Он и так уже пропустил пол-урока.
— Я не извинюсь, — негромко, но решительно сказал Серёжа.
— Каховский! — воскликнула Татьяна Михайловна.
— Почему? — сухо спросил Анатолий Афанасьевич.
— Потому что извиняться надо, если виноват. А если просто так, то зачем?
Директор поправил очки и спросил не сердито, а скорее с любопытством:
— Ты что же, считаешь, что ничуть не виноват?
— Может быть, виноват, — сказал Серёжа. — В том, что не догадался к вам пойти, чтобы сказать о дневниках… Но сейчас я извиняться не буду. Я не люблю, когда меня обзывают хулиганом и рассказывают про меня всякое… чего не было.
— Ты не любишь правду! — торжествующе заключила Нелли Ивановна. — Недаром ты и твои дружки в вашем клубе выгнали Сенцова. — Она повернулась к директору: — Это прекрасный ученик в седьмом «Б», вежливый, дисциплинированный. Его брат учится в моем классе. Я говорила с матерью, она места себе не находит от возмущения! Они выгнали его за то, что он отказался участвовать в уличной драке и честно сказал об этом.
— Его выгнали за трусость. И не я, а совет, — сказал Серёжа. — Они трое, такие здоровые, бросили в беде одного пятиклассника, самого слабого.
— Зато ты, я смотрю, ух какой смелый! Вроде тех смельчаков, которые гривенники у первоклассников отбирают по дороге в школу… И не старайся, мне твои извиненья не нужны!
Серёжа сжал зубы.
Анатолий Афанасьевич взглянул на часы.
— Каховский, у вас какой сейчас урок?
— Физика.
— Как у тебя дела с физикой?
— Не очень. Надо сегодня тройку исправить.
— Ладно. Иди в класс.
Серёжа встал. «Выходит, все?»
— До свиданья, — сказал он.
Директор молча наклонил голову.
Серёжа пошел к двери.
— Анатолий Афанасьевич! Значит, вы ему больше ничего не скажете? — раздался за его спиной взвинченный голос Нелли Ивановны.
Серёжа остановился, думая, что его окликнут.
— Пока нет, — устало сказал директор. — Иди, Каховский, иди.
Серёжа закрыл за собой дверь. И тогда услышал, как там, в кабинете, неожиданно окрепшим голосом директор спросил:
— А что я должен ему сказать, уважаемая Нелли Ивановна?
На урок Серёжа сразу не попал. На лестнице его встретила Юля, старшая вожатая.
— Взгрели? — сочувственно спросила она.
«Все уже знают про эту историю», — подумал Серёжа. И сказал:
— Обошлось.
— Ну и хорошо. Слушай, Каховский, поддержи идею.
— Какую?
— Давай назначим тебя октябрятским вожатым к второклассникам.
— Юля, — с укором произнес он, — мне сейчас по физике отвечать, а ты страшные вещи говоришь.
— Да я серьезно!
— И я серьезно. Нельзя же так пугать человека.
— Серёженька, у тебя получится. Ты вон как за них заступаешься!
— Одно дело — заступаться, другое — командовать.
— Ну ты же командуешь в клубе «Эспада». Ты там, говорят, не то адмирал, не то капитан.
— Это же в «Эспаде». Там у меня в группе нормальные люди, а не малыши. Они сами знают, как что делать, даже и не надо командовать. А к маленьким подход нужен.
— Желание нужно, — грустно сказала Юля. — Никто из мальчишек не хочет работать. В совете дружины девчонки, в тимуровском штабе девчонки… А мальчишки — кто в хоккейной секции пропадает, кто у вас в клубе, а про школьные дела и слышать не хотят.
— Ю-у-у-ля, — протянул Серёжа, — ты хороший человек, а говоришь… прямо не знаю что. Во-первых, у нас в «Эспаде» из нашей школы только несколько человек, все больше из сорок шестой и девятнадцатой. Даже обидно. Во-вторых, дружинную газету кто всегда делает? Воронины. В концерте сегодня у кого главный номер? У Кузнечика. То есть у Медведева. В барабанщики ты кого записала? Пашку Снегирева из четвертого класса. А где он барабанить научился? В «Эспаде» у Данилки Вострецова, есть у нас такой барабанщик. Жалко, ты его не знаешь, он в сорок шестой школе учится.
— Немножко знаю, — сказала Юля. — Это мой брат.
— Ух ты! — удивился Серёжа. — А я все не мог понять, на кого ты похожа. Знакомое что-то…
— Рыжие все похожи, — вздохнула Юля.
— Ты не рыжая, а золотистая. И Данилка тоже… Юль, позвони Данилке, пожалуйста, в клуб, он сейчас там. Пусть он мне свой белый ремень оставит. Я потом забегу, возьму. Мне для вечера надо.
— А пойдешь в вожатые?
— Ну, Юля…
— Не буду звонить.
— Слушай, Юля. Если тебе вожатый нужен, поговори с Наташкой Лесниковой. Она давно к малышам хочет, а все не решается.