Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
космонавтами. С некоторыми познакомился, лишь приехав на космодром. Но
непродолжительность личного общения не мешала быстро разглядеть в
настоящем человеке настоящего человека.
Немалую радость доставляла мне каждая беседа с Алексеем Михайловичем
Исаевым. В содружестве главных конструкторов, под руководством которых
создавались ракета-носитель и космический корабль, он занимал одно из самых
заметных мест.
— А вот он у нас тормозит все дело, —
Сергей Павлович Королев на кремлевском приеме по случаю полета Гагарина.
И сказал, в общем, совершенно правильно: конструкторское бюро, возглавляемое Исаевым, создало ТДУ — тормозную двигательную установку
космического корабля «Восток», то есть то самое устройство, которое
обеспечивало возвращение корабля из космоса на землю. Значение и
ответственность этого устройства вряд ли нуждаются в комментариях.
Среднего роста, с большой (не только в переносном, но и в буквальном
смысле слова) головой, прочно сидящей на полной шее, Исаев всегда как-то
выделялся среди окружающих. Хотя вылезать вперед не любил. Напротив, как
правило, старался держаться в тени. На заседаниях Государственной комиссии, неизменным членом которой он состоял, выступал редко и лаконично: ТДУ, мол, в порядке (а потом не без удовольствия комментировал: «Наша-то машина —
одноразового действия. Пробный пуск не проведешь. А больше в ней и проверять
нечего. Хорошо!»).
Конечно, Исаев был конструктором высшего класса, одним из выдающихся
деятелей ракетного двигателестроения. И за плечами у него было немало дел, которые, при всей осторожности в обращении с бронзой, трудно назвать иначе
как историческими: вспом-
178
ним хотя бы первый советский самолет БИ с жидкостным реактивным
двигателем, взлетевший с того самого поля, на котором сегодня расположен
аэропорт Кольцово под Свердловском, 15 мая 1942 года. Среди многих имеющих
хождение расшифровок индекса БИ (как показывает опыт, расшифровка индексов
технических объектов — дело не намного менее сложное, чем, скажем, расшифровка письменности древних майя) наиболее надежной представляется
мне такая; «Березняк — Исаев». Потому что именно Александр Яковлевич
Березняк и Алексей Михайлович Исаев выдвинули перед главным конструктором
КБ (в котором тогда работали) В. Ф. Болховитиновым идею создания ракетного
самолета, а потом сами руководили проектированием, строительством и доводкой
этой уникальной машины, без упоминания которой не обходится ныне ни одна
книга по истории мировой авиации.
Но не былые заслуги и не место, занимавшееся Исаевым в деле создания и
развития ракетно-космических
он вызывал у окружающих. Прежде всего в нем привлекали черты чисто
человеческие: доброжелательность, острая наблюдательность, органический
демократизм, полное равнодушие к так называемому престижу и внешним
приметам респектабельности, редкая нестандартность мышления. . А главное, наверное, то, что он был, попросту говоря, очень хороший человек!
В наши прогулки по бетонке Алексей Михайлович вносил живую струю
своего оригинального и в то же время очень человеческого восприятия всего, о
чем бы ни заходила речь. И ассоциации по поводу сказанного другими у него
возникали какие-то неожиданные. Однажды кто-то поделился новостью: некий
главный конструктор назначил себе еще трех заместителей, чем довел общее
количество своих замов до внушительной цифры в двадцать два человека.
— Я знаю, для чего он это сделал, — заметил Исаев. — Он хочет
сформировать из заместителей две полные футбольные команды. Чтобы они
играли, а он судил.
И вряд ли любые сколь угодно пламенные речи на тему о вреде штатных
излишеств и недопустимости рассиропливания ответственности за порученное
дела имели бы такую убойную силу, как эти «две футбольные команды», 179 Впрочем, гораздо охотнее Алексей Михайлович говорил о том, что (или кто)
ему нравилось, благо человек он был чрезвычайно доброжелательный. Очень
запомнилось мне, с какой теплотой он говорил, когда мы собрались осенью 1964
года на космодроме на пуск корабля «Восход», о Феоктистове:
— Какой все-таки Константин Петрович молодец! Ведь он с самого начала, когда у них в КБ только первые разговоры о полетах человека начались, рвался
лететь сам. И аргументировал как! Врач, мол, первым пробует новое лекарство на
себе. Или строитель моста железнодорожного, тот в былые времена всегда под
мост становился, когда по нему первый поезд проходил,.. Но говорил это все
Феоктистов только там, где мог ожидать реального решения. А попусту направо
и налево не звонил. Не делал из этого дела рекламы. Вот даже я, — в этом месте
своей речи Алексей Михайлович для убедительности тыкал себя пальцем в грудь,
— даже я, можно сказать, прямой исполнитель заказов их отдела, а ничего об
этом не знал, не подозревал. Часто встречался с Феоктистовым по всяким
текущим делам. Уважал его светлую голову. Ценил, что он всегда четко знал, чего от нас хочет, и сформулировать это умел. Но что он сам прицеливается в