Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
Нарасхват шли книги Станислава Лема, братьев Аркадия и Бориса
Стругацких, Ивана Ефремова..
Обнаружив эту симпатичную аномалию читательских приверженностей, я
подумал было, что причина такого благожелательного отношения специалистов
космоса к космической фантастике заключается, хотя бы отчасти, в отсутствии
«космической реальности», по каковой причине написанное на эту тему
писателями до поры до времени было попросту не с чем сравнивать.
Но вот пришла
Сравнивать стало с чем. И выяснилось, что моя кустарная попытка объяснить
интерес работников космоса к фантастике на космическую тему несостоятельна.
Реальность космических полетов отнюдь этот интерес не снизила.
Пять лет спустя — в шестьдесят шестом году — К. Феоктистов сказал:
«Книги Лема я люблю. Они написаны с позиций юношеского восприятия мира».
Вот оно, оказывается, в чем дело: в том, как написаны эти книги. С каких
позиций!
А еще через девять лет, в 1975 году, когда исследования космоса уже
приобрели отчетливо выраженный деловой, практический характер, космонавт Г.
Гречко так ответил на вопрос о том, как он предполагает отдыхать в предстоящем
длительном полете на станции «Салют-4»:
— Я взял с собой книги братьев Стругацких «Далекая радуга» и «Трудно
быть богом», но понимаю, что вряд ли у меня будет время их читать. Скорее, это
дань уважения моим любимым писателям..
185 Видимо, и впредь космическая фантастика будет любима людьми, жизнь
которых в том и состоит, чтобы всеми силами подтягивать к этой фантастике
живую реальность. При одном, правда, обязательном условии: чтобы это было
хорошо написано. Впрочем, такое требование вряд ли относится только к
литературе какого-то одного жанра. .
Много народу собиралось в дни, предшествующие очередному пуску, на
космодроме. Очень много. Но объем работы был еще больше. Наверное, ее
хватило бы на всех, даже если бы удалось каким-то магическим путем удвоить
число работников. .
Работали напряженно, почти на пределе своих сил. Но без надрыва, отнюдь
не драматизируя положение вещей. Скорее даже, напротив: с демонстративной
внешней невозмутимостью, сдобренной изрядной порцией юмора.
Евгений Велтистов, на мой взгляд, очень точно передал в своем очерке
«Звездных дел мастера» то, как выработался «особый стиль поведения на
космодроме. . Негласные правила, которые гласили примерно следующее: если
случилось что-то неприятное или непонятное с твоей системой — не бледней, не
красней, не зеленей, не паникуй, а по возможности спокойно подойди к
начальству и по возможности тихим голосом доложи. . Внешне эмоции сводятся
к спокойствию,
работе».
Наверное, работать иначе, в другом стиле, было бы просто невозможно.
Сложная, многокомпонентная, да еще, кроме всего прочего, находившаяся тогда
в сравнительно ранней стадии своего развития, космическая техника исправно
выдавала один сюрприз за другим.
— Отклонения от нормы — это норма, — разъяснял мне один умудренный
опытом пусков многих ракет сотрудник королёвского конструкторского бюро. —
Вот когда все в норме, все гладко, ни одна мелочь не вылезает, вот тогда жди
большого компота!.
В это наблюдение я как-то сразу поверил. Поверил потому, что и летчики-испытатели не очень любят, когда испытания новой машины с самого начала
идут без
186
сучка без задоринки (хотя в интересах справедливости следует заметить, что
случается это весьма редко). Положенную порцию осложнений так или иначе
испить придется, подсознательно рассуждают они, так пусть уж, по крайней мере, эта порция лучше набегает постепенно, по частям, а не сразу, единым залпом. .
Во всем, что касалось положенной порции осложнений, работа по подготовке
ракеты-носителя и космического корабля к пуску сильно напоминала мне родные
испытательные дела. Оно и неудивительно, техника есть техника!. И, наверное, обращаться с нею только так и можно: педантично, настойчиво, уважительно, требовательно и притом спокойно, даже философски относясь к преподносимым
ею сюрпризам, — словом, именно так, как было принято на космодроме.
И уж чего в атмосфере космодрома не было и в помине — это парадности, помпезности, заботы делающих свое трудное дело людей, о том, как они
выглядят со стороны. Именно поэтому они выглядели как раз теми, кем были в
действительности, — настоящими работягами, людьми знающими, ответственными, любящими свое дело.
Полет космического корабля с собакой Чернушкой 9 марта прошел хорошо.
Прошло немногим более недели, и все повторилось снова. Опять ночной сбор
у газетного киоска в зале Внуковского аэропорта, многочасовой путь на юго-восток, узкая бетонка среди песчаной пустыни. . Опять космодром.
25 марта столь же успешно выполнил виток вокруг земного шара корабль-спутник со Звездочкой на борту. И снова появилось в газетах спокойное, бесстрастное сообщение. Корабль-спутник. Еще один. .
Но все, кто имел какое-то отношение к предстоящему полету человека в
космос, воспринимать этот полет с бесстрастным спокойствием не могли.
Они понимали: генеральная репетиция — позади.