Избранное в двух томах. Том I
Шрифт:
Закончены учения, снова многолюден наш гарнизонный городок. На борта машин, порядком поободравшиеся во всех передрягах действий в горах, нанесена новая краска, машины поставлены в парк. Служба опять течет размеренно, можно заниматься обычными делами. Сейчас у меня на очереди вопрос: как в частях дивизии ведется работа с теми, кто недавно принят в партию? Мы хотим обсудить это на партконференции, которую намечаем провести перед выездом в летние лагеря. Но готовиться пора уже сейчас. Докладчиком я решил быть сам. Прежде чем ознакомиться с делом на месте, в разговорах
Особенно внимательно просматривал я протоколы тех собраний, на которых принимали в партию. Что греха таить, иной раз подходят к этому формально: замечаний по службе и поведению нет, газеты выписывает — принять! А ведь быть только ни в чем худом не замеченным — этого для партии мало.
Просматриваю протокол за протоколом… И вдруг наталкиваюсь на запомнившуюся мне фамилию: Макарычев. Лейтенант, тот самый?.. Да!
Что же обсуждали? А, принять ли его в члены.
Ого, протокол-то любопытный!
Обычно при решении такого вопроса в протоколе записывается немного, все умещается на одной страничке. Но здесь понаписано что-то очень уж обстоятельно. А, узнаю знакомый стиль! Секретарь парторганизации там великий аккуратист, любит, чтобы протоколы велись со стенографической точностью. Читаю: товарищ Макарычев служит хорошо, взвод на уровне. Над собой работает… А вот другое выступление: недостаточно требователен, успокоился на достигнутом, люди его подразделения расслабили в себе чувство ответственности, пример — недавнее происшествие с бронетранспортером, из-за которого полк лишился первого места. Вопрос лейтенанту Макарычеву: не считает ли он, что на его отношении к службе сказывается неупорядоченность его личной жизни? Ответ: «Моя личная жизнь неподотчетна собранию». Ишь ты! А в общем-то правильно. Еще вопрос: «Почему не отрегулировали отношений с женой?»
Ну и вопросики иногда умеют некоторые товарищи задать! В супружескую постель готовы свой сверхбдительный нос сунуть. Судя по протоколу, Макарычев на этот вопросе не захотел отвечать. И снова вопрос: известно, что товарищ Макарычев женился по окончании училища, но живет на холостяцком положении, а недавно подал на развод. Почему подает он, а не жена? В протоколе ответа не записано. Видимо, снова отвечать отказался. Еще одно выступление: «Макарычев проявляет неискренность перед партией». Серьезное обвинение! Но вот в протоколе записано возражение Макарычева этому выступающему: «Не удовлетворять чье-либо личное любопытство — еще не значит быть неискренним перед партией». За Макарычева заступаются: «Может быть, виновата жена». И еще выступления в защиту. Предложение: в члены партии принять. Но вот другое: «Проявил находчивость при ЧП. Но за ЧП ответствен, несмотря на полученную благодарность, ибо в данном явлении две стороны…»
Ишь ты, диалектик батальонного масштаба! Кто это высказался? Какой-то старший лейтенант с еще неизвестной мне фамилией. Строгий, видать, товарищ. Вот что он говорит дальше: «Семейные дела Макарычева и его оплошность на учении взаимосвязаны. Моральное состояние неизбежно отражается на службе».
Правильно, старший лейтенант! Но можно ли так прямолинейно. Бронетранспортер-то не сам Макарычев утопил. Что предлагает этот строгий товарищ?
Судя
Макарычев, по-видимому, раззадорился еще больше. В протоколе есть даже такая запись: «Позволяет себе швыряться партийным документом». Неужели? Об этом мне, наверное, сообщили бы… И вот решение: «В продлении стажа отказать, от приема в члены воздержаться».
Как влияет порой на характер наших суждений о человеке то, как он держится, когда мы решаем его судьбу… Всегда ли мы учитываем его состояние при этом, не заслоняет ли оно нам иной раз суть дела?
Правильно решило тогда собрание? Трудно судить только по протоколу. Надо поручить кому-нибудь проверить. Лучше всего это, пожалуй, сделает председатель парткомиссии подполковник Галоянц. Он мастер разбираться в делах такого рода, человек вдумчивый и справедливый.
Но я вспоминаю, что Галоянц на два дня уехал в одну из самых дальних частей нашей дивизии — оформлять прием в партию тех, кто принят после учений, и по другим своим делам. А Кобец как раз собирается в полк Рублева. Пусть заодно проверит решение собрания. Больше сейчас послать некого.
Кобец поручение принял охотно. Вскоре сообщил:
— Решение собрания считаю правильным. Лейтенант Макарычев держался вызывающе, противопоставлял себя партийному коллективу. И даже позволил себе бросить кандидатскую карточку.
— Так-таки и бросил?
— Ну, положил на стол президиума. Какая разница?
— Разница все же есть… А как вы думаете, что его толкнуло поступить так?
— Нетерпимость к критике.
— И только?
— Других причин не вижу.
— Может быть, обида?
— Нет права обижаться на партийный коллектив.
— Но коллектив состоит из людей. А люди, даже мудрейшие из мудрых, не застрахованы от ошибок… Кстати, как сам Макарычев объясняет свое поведение? Кто с ним говорил?
— Имел беседу лично я, в присутствии секретаря первичной партийной организации. Макарычев заявил, что вполне согласен с решением собрания и поэтому вернул кандидатскую карточку сразу, не дожидаясь, пока ее у него потребуют.
— И больше он вам ничего не сказал?
— А что еще? И так все ясно.
— А он знает, что может обжаловать решение собрания?
— Да, но не желает. Горд чрезмерно. И скажу вам, эту гордость в нем подогревают некоторые его товарищи своими демагогическими выступлениями.
— Кто же там демагог?
— Как ни удивительно — сам командир роты Бакрадзе. По части первой — в отношении промаха Макарычева на учениях…
— Не только промах, но и находчивость.
— Так-то так. Но оценку всем из-за этого снизили, известно, — напомнил Кобец. — Так вот, Бакрадзе в этом, в отличие от своего комбата товарища Левченко, стоит на правильной позиции. На позиции требовательности. Он не объявил бы благодарность за ЧП. А насчет личных дел Макарычева — определенно на позиции неверной. Бакрадзе заявляет, что Макарычев должен был на развод подать еще раньше! Представляете? Выступление в корне неправильное.