Избранное в двух томах
Шрифт:
вслушиваться в разговоры окружающих: чтобы привлечь их внимание, приходилось иногда по нескольку раз окликать их по имени. Нервная система
этой категории людей тоже реагировала на предстоящую опасность, но
peaгировала по-своему: торможением, снижением активности. Конечно, добиваться успеха в бою и тем более прослыть смельчаком в подобном состоянии
было трудно.
Письмо матроса Абдукадырова и его товарищей проявило в моей памяти
этот, казалось бы, прочно забытый эпизод
наблюдений. Прямо как в лаборатории: тут и достаточно большая группа людей, поставленных силой обстоятельств в совершенно одинаковые условия, и
повышенно нервозная обстановка, вызванная заведомой рискованностью задания
(вылет получился действительно нелегкий), а также тем, что не очень опытный
ведущий не сумел рассчитать время проработки задания так, чтобы закончить ее
командой: «По машинам!»
* * *
Знакомясь с летчиком, у нас любят задавать традиционный, столь же старый, как сама авиация, вопрос:
— А летать страшно?
Если подойти к этому вопросу всерьез (чего в большинстве подобных
случаев делать, конечно, не следует), то ответить на него односложным «да» или
«нет» невозможно.
В каждом полете, даже не боевом или испытательном (трудно сказать, который из них острее), летчик вынужден требовать от своей нервной системы
больше, чем едва ли не в любом ином виде трудовой человеческой деятельности.
Но вопреки распространенному мнению природа этой неизбежной нервно-психической нагрузки состоит прежде всего не в преодолении «страха», а связана
чаще всего с вещами гораздо более невинными: вынужденно неизменной позой, шумом, вибрациями, а главное, длительно действующим безотрывным напря-248
жением внимания. Пока летчик управляет летательным аппаратом, он не может
позволить себе даже мысленно отвлечься от своего дела. Не может встать, потянуться, пройтись по комнате, чтобы стряхнуть усталость. Должен быть
всегда готов без промедления и правильно реагировать на возможные
осложнения обстановки. Вынужден действовать без пауз и остановок, в том
именно темпе, который задан внешними обстоятельствами — сменой этапов
полета. В этом — главное! А не во всепоглощающем разгуле инстинкта
самосохранения.
Почему-то в авиационной литературе наблюдается явный перебор всяческих
страхов. Даже в упоминавшейся книге «Один в бескрайнем небе», написанной
Уильямом Бриджменом в соавторстве с писательницей Жакелиной Азар, этой
моде отдана обильная дань.
Слово «страх» повторяется там кстати и некстати едва ли не на каждой
странице. «Охвативший меня страх» (это при
отказе — в работе двигателя), «предстоящая встреча с самолетом внушала мне
страх», «оставить все это, чтобы пойти навстречу страху», «хорошо знакомое
чувство страха и опустошенности перед каждым полетом» и так далее, вплоть до
сообщения, что полетное задание казалось летчику судебным приговором, а
новый самолет вызывал у него ассоциации не более и не менее, как.. с
операционным столом и даже электрическим стулом!
Все это противоречит прежде всего облику самого Бриджмена, его отличным
скоростным и высотным полетам на ракетном самолете «Скайрокет», в которых
были достигнуты рекордные для начала пятидесятых годов значения высоты (24
километра) и скорости (1,88 скорости звука). Под гнетом непроходящего страха
таких полетов не выполнить.
Кстати, в опубликованных в американской прессе статьях самого Бриджмена
— без соавторства с Азар — никаких подобных страхов нет. Боюсь, что и в книге
они появились в результате отступления жизненной правды перед
соображениями «читабельности» (такое порой случается, причем, как мы знаем, не в одной лишь Америке).
В действительности эмоции летчика перед полетом и в полете представляют
собой, как мне кажется, сложный, многокомпонентный сплав: тут и вкус к своей
249
работе, и техническая и общечеловеческая любознательность, чувство долга, самолюбие, даже азарт, по своему характеру близкий к спортивному, и, наверное, многое другое.
Присутствует здесь, конечно, и знакомая нам реакция нервной системы на
опасность — страх, по терминологии Бриджмена и Жакелины Азар.
Но его место в этом сложном букете чувств далеко не первое.
Иначе ни один летчик просто не стал бы летать. И тем более — видеть в этом
наивысшее наслаждение своей жизни!
Очень точно сказал по этому поводу заслуженный летчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза Григорий Александрович Седов: «Если человек, отправляясь в полет, считает, что идет на подвиг, значит он к полету... не готов!»
Это изречение по достоинству стало классическим.
И, как всякую классику, его уже нередко перевирают и даже приписывают
авторство другим лицам. Поэтому я и пользуюсь случаем, чтобы воспроизвести
эти очень точные, умные и правильные слова, а также напомнить, кто их
подлинный автор.
Много лет спустя близкий по смыслу и столь же точный ответ дал космонавт
Александр Иванченков, когда его спросили, страшно ли выходить в открытый
космос:
— Это не страх, а чувство разумной бдительности.