Избранное в двух томах
Шрифт:
доходили.
* * *
Письмо группы моряков Балтийского флота, пересланное мне вскоре после
войны редакцией флотской газеты, застало меня, откровенно говоря, врасплох.
Вот что писали старший матрос А. Абдукадыров и его товарищи:
«У нас завязался спор о героизме, о подвиге. Одни считают, что герой — это
тот, который ничего не боится. Он может ночью, не задумываясь, броситься в
штормовое море, закурить на пороховой
245
вступить в драку против нескольких, смело поспорите с командиром, если
чувствует себя правым. Такой и врага не побоится. Вот Пашка Корчагин — ведь
был, что называется, сорвиголова. . А Чкалов? Он же с гауптвахты не выходил. А
какой герой был!
Другие говорят, что на подвиг способен только тот, кто в повседневной
жизни ни на шаг не отступает от устава, всегда безупречно повинуется
приказаниям. А может быть, такой человек просто боится наказания? Тогда в
минуту опасности он тем более струсит!
Есть еще среди нас и такое мнение, будто для подвига нужны определенные
условия. На фронте, в бою — там все зависит от тебя. А что у нас?. У нас чуть ли
не подвигом считается, если матрос в штормовую погоду две смены подряд
отстоит на вахте. Но разве это героизм? И что такое героизм вообще?. »
Поначалу, каюсь, я не собирался отвечать на это письмо.
Не собирался прежде всего потому, что никак не мог считать себя этаким
«специалистом по подвигам», который знал бы в этой области нечто неизвестное
прочим смертным и мог с многозначительным видом оракула поведать это
«нечто» жадно внимающему человечеству.
Мне ежедневно приходилось встречаться с людьми, гораздо более
достойными, нежели я, выступать в роли учителей и наставников в этом вопросе.
Им, как говорится, и карты бы в руки. Да и вообще вряд ли существуют в
природе некие универсальные рецепты подвига, храбрости, отваги, которые
можно было бы, как бирки, нацепить на эти явления.
Но тем не менее письмо моряков при всей утрированной полярности
обрисованных в нем «типов героизма» заставило меня задуматься и натолкнуло
на попытки сформулировать хотя бы для себя — что же в конце концов такое
смелость?
Многое из утверждений моряков, авторов приведенного письма, вызывало
возражения.
Прежде всего насчет «ничего не боится».
Инстинкт самосохранения — естественное свойство человека. Людей, которые относились бы к грозящим им опасностям совершенно равнодушно, —
нет.Вся разница между так называемыми «храбрыми» и так называемыми
«трусливыми» людьми заключается в умении
действовать, не-
246
смотря на опасность, разумно и в соответствии и велением своего долга —
воинского, служебного, гражданского, а иногда и неписаного — морального.
Со временем подобный образ действий входит в привычку. И тогда
«храбрый» человек приобретает прочный, почти автоматический навык загонять
сознание опасности куда-то в далекие глубины своей психики так, чтобы
естественная тревога за собственное благополучие не мешала ему рассуждать и
действовать быстро, ловко, четко — не хуже, а лучше, чем в обычной, спокойной
обстановке.
Если же говорить о природной, смолоду естественно присущей данному
человеку смелости или робости, то и их нельзя рассматривать как полное
отсутствие реакции нервной системы на опасность в первом случав и наличие
такой реакции — во втором. Нервы нормального, психически здорового человека
никогда не остаются безразличными к опасности. Речь может идти только о двух
разных видах этой неизменно возникающей реакции.
И тут-то у меня в памяти всплыла фронтовая землянка, в которой два десятка
людей ждали вылета навстречу вражеским истребителям, многослойному
зенитному огню, навстречу возможной смерти.
Повторяю, никто из этих людей не остался точно таким, каким был до
объявления боевого приказа. Но по характеру видимых изменений можно было
разделить всех присутствовавших в землянке на две четко отличающиеся друг от
друга группы.
У одних голоса стали громче. Их лица порозовели. Им не сиделось на месте.
Они то вскакивали, то вновь садились, то принимались без явной к тому
необходимости перекладывать снаряжение в своих планшетах. Их нервная
система пришла в возбуждение, активизировалась. Конечно, это было волнение, вызванное сознанием предстоящей опасности. Но — волнение смелых людей. То
самое волнение, благодаря которому они в бою — это было неоднократно
проверено — действовали энергично, активно, решительно, вовремя замечали все
изменения в скоротечной обстановке воздушных сражений и принимали в
соответствии с этим разумные, грамотные решения. В результате такие люди
считались (да и были в действительности) храбрецами, и успех в бою почти
всегда сопутствовал им.
247 Но были среди присутствовавших и другие. Они замерли. Побледнели.
Углубились в себя. Им не хотелось не только разговаривать, но даже