Избранное. Из гулаговского архива
Шрифт:
Хозяин с недоумением уставился на гостя. Он, должно быть, ничего не понял.
— Что отжило?
— Ваша доктрина, ваша религиозная догма, — любезно объяснил гость.
Хозяин вскочил, сжал кулаки, но сейчас же опомнился и насильственно улыбнулся:
— Учение Маркса — Ленина? Религиозная догма? Это оклеветание учения пролетариата. Законы общественного развития, открытые Марксом, так же реальны… как мы с вами.
— Я не имел намерения клеветать на ваши верования. Я сам человек религиозный, но я
— Самое передовое материалистическое учение, учение восходящего класса — церковь, религиозная догма! — бурно и торжествующе хохотал хозяин. — Вот оно, просвещенное мнение господ буржуазных идеалистов.
— А вы думаете, что материалист не может быть религиозным? Я считаю, что безбожников гораздо больше среди идеалистов.
— Среди идеалистов? Среди мракобесов? Здравствуйте, я ваша тетя! — так у нас говорится, — спохватился хозяин.
— Я знаю это выражение.
— Где вы так хорошо изучили русский язык? — вдруг с завистью опросил хозяин. — Я ни одного языка не знаю, а теперь изучать поздно и некогда.
— Вы слишком много работаете, поэтому быстро отстаете от движения культуры.
— Мы отстаем? Мы? Наше производство в пятьсот раз превышает довоенное…
Гость снова поморщился.
— Цифры довольно точные вашего промышленного роста мне известны, — кратко заметил гость. — Они сильно расходятся с вашими. О качестве же вашей продукции говорить не приходится… Впрочем, — любезно и с иронией добавил он, — для международных выставок вы изготовляете неплохие вещи.
Хозяин вспыхнул:
— Только для выставок?
Гость не ответил на этот вопрос, а веско заговорил, отделяя каждое слово, будто диктовал:
— Мы встретились, чтобы выяснить: удастся нам мирно сосуществовать или уничтожим правых и виноватых, коммунизм и капитализм, промышленность и сельское хозяйство, культуру и религию, женщин и детей… и себя самих, что, согласитесь, для нас с вами имеет некоторое значение.
— С нами нельзя вести переговоры с позиции силы. Мы не боимся угроз, — немедленно отбарабанил хозяин тоном ученика первого класса.
— Ни одно уважающее себя правительство не ведет переговоры с другим правительством с позиции бессилия. Вы очень любите всюду и всегда употреблять фразу, которую вы сейчас произнесли… А, в сущности, она бессмысленна.
Мы с чертом, невидимые, сидели на диване. Я с интересом читала мысли собеседников. Иностранец думал: «За всю свою политическую жизнь не встречал еще подобных идиотов. И как идиоты они очень опасны, потому что безответственны». А хозяин говорил про себя: «Выкуси! Пришел торговаться — нужда заставила. Политики!»
А вслух он сказал:
— Позиция силы — это позиция угрозы.
— Нет. Позиция силы — это позиция силы. Вам никто не угрожает, но вам, я бы сказал, очень деликатно доказывают, что и ваших угроз, ваших странствований по всему миру и неудобных для политических деятелей митинговых выступлений тоже никто не боится… А я лично сейчас только изобразил вам положение, в которое попадем мы все, если грянет атомная война.
— Надо прекратить гонку вооружений. Надо запретить атомное оружие. Надо ликвидировать военные базы.
— Надо! — сказал гость. — Ликвидируйте ваши базы. Выведите войска из других стран. Предоставьте их своей судьбе. И мы ликвидируем наши базы… причем, нас тоже умоляют, чтобы мы их не ликвидировали.
— Ага! Вывести войска. Подчинить молодые народные демократии вашему диктату.
— Ну что вы! Не так давно авторитетные лица у вас утверждали, что можно вывести войска отовсюду — социалистическое строительство не прекратится.
— Ну да! Ну конечно! Мы выведем. А вы ликвидируйте Европейское объединение.
— Европейское объединение, Соединенные Штаты Европы, — идея не новая. Она зародилась лет шестьдесят назад и, к сожалению, слишком поздно осуществляется… После двух мировых войн.
— Значит, не ликвидируете?
— Нет. Мы не можем предоставить Европу вашему диктату.
— Ваше объединение ущемляет интересы отдельных стран, Франции например. Урезывает их суверенитет и оскорбляет национальное достоинство.
— Отдельные страны охотно поступились частичкой своих национальных интересов и суверенитета для того, чтобы избавиться от бесконечных войн за жизненное пространство, за прибыли монополий, как вы любите выражаться, и за химерические идеи.
— Э-э! Все равно войны будут. И все равно вашим европейским сообществом те же капиталистические компании руководят. А рабочих в кулаке зажимаете пуще прежнего… С вашим комплектом рабочим бороться будет потруднее.
— Почему? — невинно спросил гость. — Мы, буржуа, создали европейское сообщество, но ведь и рабочие объединяются в пределах Малой Европы. Монополиям придется иметь дело с внушительным рабочим союзом… К тому же законы общественного развития, по вашим словам, таковы, что ваше учение восторжествует. Чего же вы боитесь?
— Мы ничего не боимся, Ваше превосходительство. Время работает на нас, но прогресс затянется при наличии ваших блоков.
— А вы на самом деле уверены, что коммунизм победит? — с любопытством спросил гость.
— Да. Таково глубокое убеждение всей нашей партии… и таков закон общественного развития.
— А ваше личное мнение?
— У меня нет личных мнений. То, чему учит и к чему призывает партия, — вот мои мнения и убеждения.
Гость покачал головой. Я увидела его мысль: «Бедные фанатики! Бедные тупицы. Им недоступны никакая мысль, никакое чувство. Страшная вещь: мир обречен на гибель».