Избранное. Молодая Россия

Гершензон Михаил Осипович

Очевидно, Пушкин, как и Гераклит, мыслил мировое пламя невещественным, – оттого «чистый пламень», но этому пламени, как и у Гераклита, присущ один физический признак – свечение: он блестит; в черновой у Пушкина было:

Где в блеске новом утопаетНесовершенство бытия.

Этот образ чистого бытия еще более уясняется другим стихом той же черновой:

толь, где вечный свет горит,

и, наконец, стихом

из черновой другого стихотворения тех же лет (1822—23) – «Надеждой сладостной младенчески дыша»:

Предел —Где мысль одна горит в небесной чистоте.

Получается вполне гераклитовский образ Единого начала: невещественный, светящий огонь – мысль; и в тех немногих случаях, где Пушкин хотел представить полное погружение индивидуальной души в Абсолютное, – смерть не запятнанного грехом, – он неизменно изображает Абсолютное, как царство света. Так, о смерти Марии в «Бахчисарайском фонтане» сказано:

Она давно-желанный свет,Как новый ангел, озарила.

и об умершем ребенке М. Н. Волконской:

В сиянии и радостном покое…

II

Следующий этап в миросозерцании Пушкина, доступный изучению, – его представление о сущности земного бытия. И здесь обильный материал приводит к неоспоримому выводу: он мыслил жизнь как горение, смерть – как угасание огня. В «Кавказском пленнике»:

Он ждет, чтоб с сумрачной зарейПогас печальной жизни пламень;

там же в другом месте:

И гасну я, как пламень дымной,Забытый средь пустых долин:

о самом себе Пушкин говорит:

Уж гаснет пламень мой(«Я видел смерть»);

и множество раз он определяет смерть просто как угасание

О Занд, твой век угас на плахе(«Кинжал»). Ты угасал, богач младой(«На выздоровление Лукулла»).Рано друг твой незабвенныйНа груди твоей погас(«К молодой вдове»);

и не менее пяти раз о Наполеоне:

Угас в тюрьме Наполеон(«Чем чаще празднует лицей»).Всему чужой, угас Наполеон(«19 октября 1836»). Там угасал Наполеон,(«К морю»).Чудесный

жребий совершился:Угас великий человек(«Наполеон»).Он угасает недвижим,(«Герой»).

Итак жизнь – горение, Поэтому Пушкин называет животворящую силу весны огнем:

Пригорки, рощи и долиныВесны огнем оживлены…(«Руслан и Людмила», II). Так в землю падшее зерноВесны огнем оживлено,(«Евгений Онегин», III).

Напротив, смерть он определяет, как холод и тьму – спутники угасания:

Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,Завесу вечности колеблет смертный час…(«Безверие»).Уж гаснет пламень мой,Схожу я в хладную могилу,И смерти сумрак роковойС мученьями любви покроет жизнь унылу,(«Я видел смерть»).

III

Пушкин был не философ, как Гераклит, даже не поэт-мыслитель, как Гёте, но преимущественно лирик, Поэтому биологический и метафизический смысл его созерцания остались в нем нераскрытыми и несознанными: он глубоко разработал его, естественно, только в отношении духовно-чувственной жизни человека, Психология Пушкина, по существу тождественная с психологией Гераклита, несравненно полнее, подробнее и точнее ее, по крайней мере насколько последняя может быть теперь восстановлена.

Общую мысль Пушкина можно выразить так: жизнь, или что то же – душа человека, есть огонь, но души и в целом несходны между собой по силе горения, и каждая отдельная душа горит то сильнее, то слабее. Высшее напряжение жизненности в человеке Пушкин определяет словами: «пламенная душа». Но он не только констатирует это состояние души: он также оценивает его, именно – наивысшей ценою; он мог бы сказать вслед за Гераклитом, что огненная душа – наилучшая и мудрейшая. Таковы у него Руслан, черкешенка, Татьяна, он сам.

Воскреснув пламенной душой,Руслан не видит, не внимает(«Руслан и Людмила», VI).Впервые пламенной душойОна любила…(«Кавказский пленник», черн.).

Татьяна от небес одарена «сердцем пламенным и нежным» (II) и Онегин говорит ей:

того ль искалиВы чистой пламенной душой?(«Евгений Онегин», IV).