Избранное. Проза. Стихи.
Шрифт:
Постепенно видения выстраивались в стройную цепь. Анатоль растворялся в них, и это уже был не Анатоль, а кто-то другой, за кем он наблюдал со стороны, одновременно ощущая пронзительно всё происходящее. И картины, проживаемые им, были во много раз реальнее самой реальности.
И, казалось, истина открывается ему во всей её многогранности, простоте и сложности одновременно…
В этом своём путешествии его занесло на Марс. Он колонизировал его вместе с другими землянами. Что это был за век? За год? Этого он не знал. Было это далёким прошлым, или далёким будущим – он не понимал. Присутствовало ощущение сегодняшнего
Плавно передвигаясь какими-то длинными, затяжными прыжками, он руководил обустройством нескольких теплиц, которых планировалось разбить на Марсе великое множество.
Вот он смотрит на них как бы сверху. Снаружи они покрыты матовым, полупрозрачным материалом, похожим на очень прочное стекло, что даёт достаточный доступ свету и предохраняет от излишнего воздействия солнечных лучей.
А вот он уже подлетает к входу одной из них. Внутри теплицы установлены длинные и узкие ящики с красным грунтом, свойственным Марсу, но обработанным нужными удобрениями для плодовитости растений. Они в виде рассады, произведённой на Земле, должны здесь прижиться. Это гибриды овощей и съедобных трав, выведенные специально для данной планеты. Микробиологи установили, что невозможно рассадить здесь обычные огурцы, помидоры, фасоль и чечевицу, к примеру. В расчёт приняли особенности атмосферного давления, скорость обменных процессов в организме человека, животных и растений, – то есть многие и многие факторы. В том числе, и условия развития бактерий. Всё это выявлялось и на Земле и на Марсе долгие-долгие годы. И вот, наконец, сегодня – начало работ по высаживанию в грунт теплицы ценных растений.
Анатоль чувствует, как радостно и тревожно бьётся его сердце. Тысячи человек и биороботов, облачённых в лёгкие и прочные скафандры, движутся неслышно и плавно, каждый по своему делу, выполняя порученную ему работу. И всеми ими руководит один человек – он.
Но нужно торопиться: скоро наступит марсианский закат. Зрелище, в общем, не очень живописное. Там, на родной планете закат значительно более красочный: в небе отражается богатый земной ландшафт – океаны, горы, леса…
Но здесь, на Марсе больше таинственности, пустоты, предчувствий чего-то необыкновенного, что порождает тревогу и вместе с тем радость.
Словно сам Бог отсюда ближе…
Проснувшись сегодня позднее обычного – около десяти утра – Гретхен сразу решила взвеситься. Последнее время ей стало казаться, что её худоба становится всё менее элегантной. Спортивный врач недавно успокоил её, заверив, что чем меньше вес, тем меньше нагрузка на суставы, а, следовательно, перелом на ноге заживёт быстрее. Но Марта видела, что худеет она по-прежнему неумолимо, а нога всё болит и болит. Испугавшись (как бы ни какая-нибудь саркома, не дай-то Бог), она сдала все анализы. Но её опасения, хвала Всевышнему, не подтвердились! Так что же с ней? Марта собиралась с утра отправиться к отцу для беседы с ним. Она верила ему и считала его очень опытным и знающим человеком.
Картина, которую она застала у него дома, поразила её настолько, что она застыла в ступоре прямо на пороге. Такой грязи, вони спиртного и испорченных продуктов в родительском жилище она не помнила за всю свою жизнь! А сам отец! Не бритый, с дрожащими руками и потухшим взором, он напоминал побитого пса. Увидев Марту, он вздрогнул, стал пытаться застегнуть
С минуту они молча глядели друг на друга.
– Папа, ты здоров?
– Ну, а почему нет, дочка? – Пауль гордо выпрямился. Он стал приходить в себя.
Марта поняла, что не сможет не о чём говорить с ним сегодня. Горький ком подступил вдруг к её горлу: неужели вслед за матерью она теряет отца? И остаётся одна-одинёшенька на этом так и не ставшим ей родным острове, среди этих чужих людей?
Почувствовав смятение Гретхен, Пауль неуверенно сделал шаг ей навстречу, пытаясь обнять дочку, но остановился – устыдился запаха своего немытого несколько дней тела и перегара.
– Прости меня, Гретхен, я не имел права так распускаться, даже по причине самого страшного горя. Дай мне несколько часов, чтобы привести себя в порядок. Я сам заеду к тебе вечером.
Кивнув, она выбежала от него, села в свой «Mercedes-Benz» и уехала.
Марта долго петляла улочками города. Слёзы душили её. Ей некуда было податься, её никто не ждал, и она просто хотела забыться.
Наконец, она остановилась на центральной площади, которая в этот час была пустынной. Сев за столик открытого кафе, она заказала себе чай. Есть не хотелось. На клумбе, громко переговариваясь, работали темнокожие женщины, они пропалывали цветы. Их разговор был оживлённым. Гретхен отчасти понимала местный диалект. Они обсуждали своих мужчин. И, надо сказать, допускали при этом немало острых словечек. Невольно заулыбавшись, Гретхен попросила себе ещё чаю и два бутерброда с ветчиной.
– Надо бы съездить куда-нибудь на отдых, в Европу, например. А то здесь я могу вконец засмурнеть.
Выбритый, наутюженный, надушенный, как на свадьбу, Пауль ровно в девятнадцать часов прибыл на своём рабочем «Volkswagen» к особняку дочери. Её давешний неожиданный визит, словно удар по голове, привёл его в чувства. Он и сам диву давался: как можно так себя распускать?! Жёсткая дисциплина и требовательность не только к другим, но и к себе составляли его жизненное кредо. И, нарушив правила, он чувствовал себя, словно размагниченная батарея.
Но, слово офицера, он не поддастся больше презренным людским слабостям! Не такой он закалки человек!
Гретхен сидела на веранде среди горшков с благоухающими петуньями – розовыми, фиолетовыми, белыми – сама как прекрасный нежный цветок. Аромат петуний был нежно-пристальным, сбивающим с толку. Но Пауля в очередной раз насторожила бледность дочери. Перед ним сидела молодая, но уже достаточно страдавшая в жизни взрослая женщина. Совсем не та крепкая, румяная, беззаботная девушка, какой была Гретхен всего несколько месяцев тому назад.
– Неужели, время так неумолимо? И время ли виновато? А если время, то от чего же зависит быстрота его бега? – Невольно спросил он себя.
– Садись, папа, я хочу с тобой поговорить, – Гретхен жестом дала понять толстой добродушной на вид служанке уйти, – да, Роза, принеси-ка нам чаю с твоим фирменным пирогом.
Роза заулыбалась ямочками на толстых щеках. Ей была приятна похвала строгой хозяйки.
Помолчав несколько минут, пока Роза разливала чай, Гретхен после её ухода решилась, наконец, на откровенный с отцом разговор.