Избранное. Проза. Стихи.
Шрифт:
– Я только заправиться, господин! – лихо развернувшись, Кака рванул к автозаправке, оставив за собой непроглядное облако пыли.
Но Паулю уже было не до него.
– Хозяин на месте?
– Да, он ждёт Вас.
– Как он может меня ждать? Откуда ему известно о моём приезде? – Пауль осёкся, вспомнив, с кем имеет дело.
Разговор с колдуном выходил сложным, – тот словно читал мысли Пауля, смотрел на него скептически, придирался к словам, словно обличал во всех потаённых мыслях и некрасивых намерениях: желании сэкономить, оттянуть оплату за работу как можно больше. Но, самое неприятное, колдун буквально сканировал взглядом его саквояж и наверняка понял, что в нём золотые артефакты.
– Как я посмотрю:
Пауль подавленно молчал. Ему стыдно было согласиться с колдуном, признать правоту его слов. Ведь бедная Марта и так обречена, он в этом не сомневался, не смотря на положительные прогнозы доктора. Что касается способностей Анатоля, – он чувствовал их силу. Он не был скептиком настолько. «Ананербе» в своё время изучало сверхвозможности человека. Специалисты этого общества уже в сороковых годах исследовали воздействие так называемых «вихревых частиц» на психику. По их мнению, в гипофизе человека существует некий «кристалл воли», отвечающий за зрительные, слуховые образы, галлюцинации и прочее. Ими проводились опыты над возможностью искусственного воздействия на этот кристалл с целью контролировать волю людей. И результаты были сногсшибательными. Поэтому Пауль верил в способности колдуна. Ведь прежде чем ехать к нему в первый раз, он тщательно о нём собрал сведения – они уже тогда его ошеломили. Анатоль и вправду был силён: толи он обладал необычайной силой внушения, то ли знал какие-то местные туземные ритуалы, то ли сам по себе был самородком, – но действия, которые он проделывал с людьми, их судьбами, простыми вещами, делая из них мощные талисманы и обереги, – поражали.
– Я желаю Вам удачи и терпения. И решительности к следующему разу, – Анатоль презрительно смотрел своими серыми газами на посетителя. – Я не вымогатель. Я помогаю тому, кто этого хочет сам, кто созрел. Силком никого сюда не тащат. Как надумаете окончательно (учитывая мои условия, конечно), – приезжайте. Всё. До свидания. – Он решительно взмахнул рукой, давая понять Паулю, что аудиенция окончена.
Сгорбившись, Пауль покинул дом колдуна, неся так и ни раскрытый ни разу саквояж.
Всю дорогу до аэропорта он подавленно молчал, и Кака не смел тревожить его расспросами.
Гул самолёта действовал на Пауля успокаивающе. Он немного пришёл в себя и мог спокойно осмыслить настоящее положение вещей.
Вот так, какой-то абориген смеет сегодня диктовать ему, бывшему оберштурмфюреру СС условия! До чего он дожил! Как несправедливо устроена жизнь! Из головы, да что там из головы, – из сердца не шёл страшный финал дела всей его жизни – разгром Третьего рейха. И позорное преследование идей нацизма после. А ведь эти идеи зародились совсем не в Германии. В США! Эта их наука, евгеника, проповедующая расизм, в результате применения которой в Штатах были уничтожены тысячи признанных неполноценными по разным причинам людей. И ничего! Всё забылось. А когда эти идеи подхватил фюрер и, воплощая в жизнь, поставил их на научную основу, он и его последователи были преданы анафеме. Ханжами, трусами и завистниками!
Прилетев, он первым делом включил мобильный телефон. Один за другим последовали сигналы сообщений от операторов местных сетей. Раздался звонок.
– Гретхен, моя девочка, как ты?
– Папа, ты уже здесь? Я мчусь к тебе в аэропорт. С мамой совсем плохо!
Пауль похолодел. Он так и знал.
Бледные стены клиники, бледный, невыразительный больничный пейзаж за окном: скамейки с сидящими на них согбенными больными и их посетителями, участливо кивающими при разговоре. И те и другие с печальными лицами. Клумбы с белыми тюльпанами и чистые дорожки среди аккуратно выстриженных газонов. Слишком чистые и слишком аккуратные, чтобы выглядеть живыми. Белая, чистая постель на больничной койке. И такое же бледное, невыразительное, уже чужое лицо жены. Пауль всё-таки не ожидал увидеть её такой.
– О, Марта, Марта! – Он не удержался и зарыдал. Горько и громко, как в детстве.
– Папа, перестань! – Марта прикрикнула на него. Женщины в такие минуты ведут себя более мужественно.
Вскоре всё было кончено. Марта сгорела за одну ночь. Накануне она успела успокоить плачущего мужа и дать последние распоряжения дочери. Она вела себя как всегда очень деликатно: никаких лишних слов, или просьб, или слёз. Она ушла достойно, как настоящая фрау, такой, какой была при жизни. Какой гордились её близкие и уважали знакомые. Оставив хорошие воспоминания о своей не очень долгой и не очень яркой, но вполне пристойной жизни.
Похороны – эти страшные, приносящие кучу неудобств, скучные, мрачные и такие обязательные для всех испытания – наконец закончились.
Марта просила о кремации. Её волю исполнили.
Возвращаясь из крематория домой, Гретхен поймала себя на мысли, что испытывает странное, постыдное почти чувство облегчения: наконец-то можно будет отоспаться и больше не спешить в больницу, не волноваться о состоянии здоровья матери, не вникать в эти страшные хлопоты, связанные с похоронами. Так думать было некрасиво, наверное, но факт есть факт. Она действительно ощущала пустую, какую-то приятную лёгкость: из-за сознания честно и до конца выполненного долга и возможности, наконец, отдохнуть, горьковатой радости по поводу своего крепкого пока ещё здоровья.
Мерседес бесшумно мчался, мягко справляясь с камнями, ухабами и прочими недостатками местных отвратительных дорог.
Невольно в памяти возникло лицо её недавнего любовника Санчо. Он был хорошего происхождения. Из местных аристократов, воспитанным и приятным в общении парнем. Он искренне предложил ей свою помощь и деньги, когда узнал о беде с матерью. Но она отказалась. Они как-то странно расстались месяц тому. Она разлюбила его и не хотела принимать от него помощь.
Их познакомила одна её приятельница – Присцилла, тоже из местной знати. На фотографии он смотрелся очень мужественно. Блондин с волевым подбородком и синими пронзительными глазами.
Очарованная образом, Гретхен пожелала с ним встретиться. И каково же было её разочарование, когда пред нею предстал этот Санчо в натуре! Он оказался жеманным маменькиным сынком с постоянно бегающими глазами. В жизни он абсолютно не соответствовал портрету. Из-за своей смазливости и изысканности он не казался ей больше мужественным. И манера разговаривать у него была такая же – жеманная. Всё предыдущее впечатление было отравлено этой его манерностью.
Но она решила в первый раз в жизни не верить первому впечатлению. И согласилась с ним встретиться ещё.
Они стали видеться. Он очень любил её гладить, обнимать. Он умел это делать. Его прикосновения были ласковыми и чувственными. Так, как он касался её волос – не умел никто. Он заводил её с полуоборота. И она жаждала близости с ним.
Но он всё оттягивал, говоря, что если это произойдёт сразу, чувства могут быстро сгореть. Она слушала его вожделенно.
Он оказался жалким слабаком в постели. Кое-когда у него бывала эрекция, раз в три недели, например. И происходило это только в экстремальных ситуациях: в её авто, в любом людном месте: в парке средь бела дня, или в театре, – в общем, чтоб вокруг людей было побольше. Видимо, сама мысль быть застуканным за этим делом будоражила его сильней, чем близость женщины, даже очень красивой. И после того как всё заканчивалось, интерес к ней сразу пропадал. И ему хотелось есть и спать.