Избранное. Том 1
Шрифт:
Вспомнилась встреча директоров заводов с правительством Гайдара в 1992 году в Тольятти на АвтоВАЗе. Были: Чубайс, Нечаев, Авен, Гайдар. Грамотные, образованные люди. Но после ответов на практические вопросы директоров ясности не прибавилось.
– Эх, ребята, ребята, поставить бы вас начальниками цехов на заводе на годик, и видно было бы, кто как практически работает, кто как осуществляет сказанное на деле. И тогда было бы все с вами ясно, – пробубнил у меня за спиной мой коллега с соседнего завода.
Я сидел и думал: Правительству нужны промышленники, люди с опытом
Но вот прошло время, в Правительство пришли Шумейко, Лобов, Сосковец, Черномырдин. Люди, которые были связаны с конкретными производствами. Мы ожили. Показалось, что теперь будет хоть какое-то движение вперед. Но помощи снова не увидели.
И возникает сомнение: а в том ли причина, что в составе Правительства были люди, не прошедшие практической школы, или в чем-то другом? Или все-таки вопрос в самом подходе, в желании проскочить этот период путем шоковой терапии? Наскоком.
И снова – из газет: «А директора предприятий, не научившись хозяйствовать в новых условиях, финансовые наркоманы, смысл жизни которых состоит в жалобах на жизнь и выбивании кредитов».
В прессе установилась прочная традиция: обязательно искать врага. Нашим директорам уже приклеили ярлыки, и не самые лестные. Я давно и совершенно глубоко убежден, что сила, которая сейчас сдерживает конфронтацию и обеспечивает в обществе стабильный климат – это директорский корпус, директора-промышленники, которые занимаются конкретным делом, дают возможность жить и трудиться подавляющему большинству населения России. И только на терпении директоров, большая часть которых уже заработала инсульты, инфаркты, на способности молчать, не огрызаться, не обращать внимания ни на пинки, ни на окрики, ни на такие вот высокомерные, барские газетные заявления, держится наш быт.
Вообще травля директорского корпуса, руководящего звена началась с первых дней перестройки, когда возникла кампания выборности первых руководителей на государственных предприятиях. Это как раз была кампания против того, чтобы был порядок на производстве, кому-то нужно было ввергнуть все в смуту, и эта смута была организована.
Когда учился в Академии в Западной Германии, я, сделав невинный вид, задал профессору Хену вопрос:
– Как вы относитесь к выборности коллективом руководителей государственных предприятий?
Он, не задумываясь, совершенно академическим тоном заявил:
– Господин директор, если вы хотите разваливать предприятие, промышленность, начинайте выбирать руководителя. Более надежного пути для этого нет.
И это – так. В выборной кампании не везде, но в большинстве, рвались к руководству люди, не вполне понимавшие, что такое первый руководитель. О ритме его жизни, о физических и нравственных затратах знают только первые помощники на предприятии да домашние. Рьяные кандидаты этого не ведали. В них бурлило самолюбие.
А на Руси всегда как было? Человек, умеющий работать и любящий работу, как правило, не умеет ораторствовать. Он умеет одно – делать дело.
Я бывал на нескольких выборах. Знал кандидатов. Выходили победителями те, которые умели говорить. В результате во многих случаях к управлению пришли люди, не умеющие работать. Выборность руководителей принесла нашей промышленности значительный урон.
Я проработал директором десять лет. Меня «назначал» еще обком. По контракту нанимало министерство, потом департамент, комитет. На заводе начинал – рабочим, вернее, учеником оператора. Коллектив меня знает давно. И это мне крепко помогает. Для меня завод – это все. Потому и у рабочих не возникало требований переизбрать директора. Мы вместе преодолевали трудности.
Но в целом корпус директоров оказался между молотом и наковальней. В ту первую волну вольной или невольной интервенции против промышленников руководитель оказался снизу подпираемым «таранной некомпетентностью» низов, а сверху приглушенным диктатом министерства. Затем директора крупных предприятий стали уже негосударственными служащими, они возглавили акционерные общества. Акционерное общество – коллективный владелец, не государственный. И государство от них отделилось, отошло.
А потом директоров стали просто-напросто уничтожать. Покатилась волна заказных убийств… И заводчане увидели расклад сил, поняли, кто несет тяжесть обеспечения нормальных условий работы, увидели в своих руководителях защитников жизненных интересов.
Мне удалось попасть к вице-премьеру Олегу Лобову. Нашу затею по строительству современного производства полиэтилена он принял хорошо, благосклонно. Но при всем при том он нам просто пожелал успехов. И все. Я пригласил его на начало строительства, посмотреть площадку, она уже была готова. Забить первые колышки. Он не отказался от приглашения, сказав тогда странно прозвучавшую фразу:
– Хорошо, если только я буду работать в этой же должности.
Все прояснилось, когда он через некоторое время стал секретарем Совета Безопасности.
– Нет, вот ты мне скажи конкретно, как другу… Что мне все-таки делать с ваучером, кто он такой и зачем? А?
Голос звучал за моей спиной в зале ожидания Казанского вокзала в Москве, где я невольно услышал разговор двух собеседников. Очевидно диалог был начат где-то там, еще в пути, а тут уже затихал.
– Ну что ты прицепился? – отмахивается собеседник. – Вот у тебя сколько детей, я забыл?
– Трое, а что?
– Горластые? По ночам кричали?
– Ха, не горластые, а жуть. И не по ночам, а круглые сутки. Особенно младший, Колька.
– А пустышку, ну соску, ты ему давал, чтоб замолчал?
– Да только этой соской и спасался. Суну ему, он и замолчит враз. Ненадолго, но замолчит, а только начнет по новой, я ему опять резинку, так и забавлялись.
– Вот ты и ответил, что такое ваучер.
– Ну и что это?
– Вот та самая соска, – ответил вопрошаемый, и разговор за спиной оборвался.
…С утра ездил по заводу. Побывал во всех основных цехах. Когда-то я очень хотел выкрасить оборудование, находящееся на наружных этажерках, – трубопроводы и эстакады – в нарядные светлые тона. И вот в последние два года мы покрасили все, что необходимо, «серебрянкой». Колонны стоят красивые, как ракетные установки. Завод стал нарядным, преобразился. Люди подтянулись, стали бодрее, веселее. Не стало грязного замазученного оборудования. Я поездил по цехам, посмотрел, и у меня появилось ощущение, что завод, действующий, как часовой механизм, нельзя останавливать. Это преступно.