Избранное. Том 1
Шрифт:
– Не то это, скучновато. Убедите городскую администрацию, пусть скоординирует директоров.
– Хотите новый почин выдвинуть?
По взгляду понял: он оценил мою догадку, почувствовал во мне партнера в своей игре и ему надо довести ее до конца:
– Надо, чтобы колбасный цех выдавал получку колбасой, тепличное хозяйство совхоза – огурцами, а наш завод – естественно, спиртом. Два раза в месяц – по баклажечке! После борьбы за трезвость хорошее покаяние перед народом. Вот вам и долгожданный коммунизм. В отдельно взятом городе. Мечта! Правда? Выпить и закусить! Что еще надо?
– Любите выпить?
– И закусить тоже. В меру нельзя, что ли?
Смотрит из глубины своих щелочек-глаз смело и пытливо. Он расположен к разговору, идет на диалог, ему это надо.
Продолжаю помогать ему:
– Ну в меру и я не против.
Чуть переиграв, ударил рукавицей по брезентовой штанине:
– Во! Люблю таких. Без резьбы.
«Сам-то ты какой? Посмотрим», – подумалось мне.
– Хотите я вам за хороший разговор подарок сделаю?
«Черт, куда ведет меня этот то ли местный Теркин, то ли маленький Бонапарт?» – соображаю, глядя на окружающих. Все ждут продолжения. «А, была-не была», – думаю. И вслух:
– Ну, раз есть такое желание, куда деваться?
– Коль не против выпить, значит и тосты любите?
Я согласно киваю головой.
– А знаете ли требование к тосту, так сказать, ГОСТ на него?
– Научите.
– Слушайте меня, пока жив, и учитесь, – он выдвинулся на самую середину курилки, несколько зависнув над корытцем с окурками, и вдруг голосом, ставшим звонким и молодым, отчеканил:
– Тост должен быть простым по конструкции и емким по содержанию, как бюстгалтер! Вот.
Курилка в миг превратилась в театр – все разом зааплодировали.
Мой собеседник был явно доволен. Его оценили так, как он этого хотел.
Когда аплодисменты смолкли, Скорпион подкинул реплику:
– Часть аплодисментов и Ваша, гендир!
– За что?
– Вы же вытянули из нашего новичка такую красоту! Он до вас отмалчивался. Все думал о чем-то.
– Наверное, формулировал критерии, – подсказываю я, направляясь к выходу.
– Заходите чаще.
– Непременно, – обещаю я.
В пятницу состоялось совещание у заместителя главы администрации города. Оно было посвящено криминогенной ситуации. Совещание началось на ноте, которая характерна для тех лет, когда проводили партийно-хозяйственные активы. Докладывал начальник городского отдела внутренних дел. Жаловался на жизнь. Преступность не снижается. В нашем стотысячном городе каждый месяц происходит два убийства. Сильно увеличилось количество квартирных краж. Не хватает около 30 милиционеров, а 15 человек надо бы уже увольнять за нарушения, да никто не идет на эту работу. Жаловался на то, что не успевает оперативно действовать, принимает только сведения и информацию о случившемся. Оснащения, автотехники нет. При поступлении сигнала о преступлении в другом районе не на чем выехать, ждут, когда приедет ранее выехавшая бригада. Прокурор города, выступая, пенял на несовершенство законов, на то, что законы не направлены на защиту личности, а поэтому часто приходится преступников выпускать, не хватает доказательств, и прочее, и прочее.
Судья жаловался на нехватку материального обеспечения, столов, стульев. Не хватает судей так же, как и не хватает следователей, потому что низка зарплата, а работа сложная.
Началось обсуждение. Я высказался в том плане, что пора бы уйти от такого характера проведения совещаний. Надо иметь конкретную программу. Да, законы несовершенны, техники мало. Раз многие вопросы решаются наверху, надо выходить наверх. Надо все смотреть детально. Когда я заявил, что нет конкретной программы, то получил отповедь со стороны заместителя главы администрации города. Оказывается, программа есть. И непозволительно говорить о ее отсутствии. Это было сказано категорично, повышенным тоном, неуважительно. Я не стал спорить, поскольку понял, что человек сорвался, как сорвался и я сам недавно на одном из заводских совещаний. Обстановка настолько серьезно накалена, так много всего изменяющегося и нестабильного, что порой нервы не выдерживают. Я решил не реагировать на случившееся. Совещание кончилось. Кстати, обнаружилось, что действительно подобие программы было, но она безнадежно отстала от жизни.
…Уехал я с совещания с тяжелым сердцем. Со мной за последние два-три года вообще так никто не разговаривал, тем более, что при разговоре присутствовало много руководящих работников города. Когда меня грубо оборвали, была гробовая тишина, все сидели понурясь, понимая, что происходит. Переживали.
Рабочий день в понедельник начался с того, что в половине девятого позвонил заместитель главы администрации и очень вежливо и тактично, выверенными фразами извинился передо мной за то, что произошло, что тон его разговора был недопустим и вести себя так он не должен. Затем заявил о намерении извиниться передо мной в присутствии тех, кто был на совещании. Очевидно он два дня переживал. По-моему, у него как у руководителя есть неплохое будущее. Надо отдать ему должное, он снял тяжесть с меня и с себя. Раньше начальство вело себя иначе, извиняться не торопилось.
Начинают сдавать нервы у многих. Тяжелая атмосфера на работе, в обществе, в быту. Подспудно идет накопление раздражительности, нервозности, связанное с неудачами в нашем реформировании. Повальным было заболевание сахарным диабетом воинов Наполеона, когда он бежал из Москвы. Удрученные безысходностью своего положения, они заболевали от гнетущей обстановки, от беспросветности будущего. Я не знаю, врачи, специалисты делают ли сейчас такие анализы, и вообще кто-то интересуется состоянием человека в такой стрессовой ситуации. Думаю, что в подобной обстановке нужны какие-то меры. Конечно, в психологическом плане, социальном требуется общенациональная идея, идея возрождения России. Она должна быть сформулирована достаточно четко, служить материальному строительству общества, но, как воздух, необходима и для созидания духовного стержня нашего народа. Нельзя, чтобы все были в угнетенном состоянии.
В пятницу получил телекс, которым был поставлен в известность, что энергетическая комиссия подготовила предложения по повышению цены на электрическую и тепловую энергию на 40 процентов выше прежних. Это – удавка для нашего завода. Я говорю: «для нашего». Потому что практически вся нефтехимия области уже подвержена развалу. Я как-то еще надеялся на здравый смысл. Сейчас нас спасет только резкое повышение курса доллара к рублю.
Что такое прыжок с парашютом?Это пальцы разжавший ГосподьОтпустил по неясным маршрутамНаши души, а также и плоть.О чем это у Константина Ваншенкина: о нашем будущем или о настоящем? Или – о нас вообще?
На заводе много говорят о статье в «Комсомольской правде» за 22 января, в которой обнародованы аттестат Виктора Степановича Черномырдина и ведомость вступительных экзаменов в институт. Оказывается, мы учились в одном институте – Куйбышевском индустриальном. И поступали одновременно – в 1962 году. Интересно, что решением Ученого совета Самарского государственного технического университета нам одновременно присвоено звание почетных профессоров.