Избранное. Том 1
Шрифт:
И она упорхнула – маленькая, красивая.
И вот у меня на столе лежит подписанный договор, основанный на ее предложениях. Это первое такого рода соглашение в нашей области. Отдушина на год найдена. Да какая!
Я держу в руках одиннадцатый мартовский номер газеты «Экономика и жизнь». Такая вот информация: в феврале более четырех тысяч предприятий России имели длительные остановки всех или отдельных производств. Потери рабочего времени составили 22 миллиона человеко-дней или 18 процентов табельного фонда эти предприятий. В дополнительный неоплачиваемый или частично оплачиваемый отпуск по инициативе администрации в феврале было отправлено 22 процента работников остановившихся предприятий. В истекшем месяце бастовало двадцать восемь предприятий топливной промышленности, в результате чего было потеряно шестьдесят тысяч человеко-дней рабочего времени. За январь и февраль промышленное
– Представьте себе, сто директоров бродят по стране, а завтра их будет двести, – сказал Григорий Явлинский на заседании Государственной Думы. В этих условиях, по его мнению, важны не столько абсолютные цифры, как сам факт. Тысячи других директоров ведущих предприятий ждут своего банкротства, ждут, когда они присоединятся к вышеназванным.
Мы решились начать строить новое общество. По новым для нас законам, законам капитализма. Но у капитализма порой волчьи законы…
И уже нарождается новая порода людей. И волчата пробуют свои зубы.
В начале этой недели в подъезде собственного дома вечером при возвращении с работы был избит генеральный директор соседнего акционерного общества. До этого ему неоднократно угрожали.
Кроме того, что предприятие почти стоит, совершено нападение на первого руководителя. Я с ним встретился, разговаривал. Лицо все побито, в подтеках.
Такое же, в болезненных гримасах, и лицо нашей российской промышленности.
Фамилия у него Гуляев. Я делаю акцент на фамилии потому, что она для его владельца многое значит, да и в моем рассказе этот факт значительный. Он рассуждает примерно так:
– Фамилия очень много определяет в характере человека. Вот мой начальник – Лавров. Что у него самое главное в желаниях? Быть начальником, да так, чтобы кто-то потел, работал, а лавры – звания, успех, уважение – мимо него, Лаврова, не проскакивали. Он сидит себе в кабинете, во многое не вмешивается. Но лавры! Будьте добры, поделитесь! Знайте свое место! А мне, с моей фамилией – погулять, повеселиться, поездить, людей посмотреть, – сам Бог велел.
И я могу подтвердить – по крайней мере применительно к нему, Гуляеву Владимиру Григорьевичу, и его непосредственному руководителю, – слова эти справедливы. Причем в понятие «погулять» он вкладывает свой смысл: покрасоваться, похороводить с известной долей куража. Он очень живой, яркий, карие глаза, смуглое лицо – очевидно, наследство деда грека – постоянно освещено белозубой улыбкой. С ним всегда что-то происходит, чаще забавное и смешное, поэтому в его обществе интересно. Я заметил, что он не против, чтобы с ним случались всякие истории, сам немножечко их режиссер. Но от этого еще более заразительно его поведение и присутствие. Он часто рассказывает всякие истории о себе, порой рискуя показаться не в очень привлекательном свете, но этого не боится.
На мое пятидесятилетие один из моих друзей подарил мне картину с пожеланиями, написанными на тыльной стороне. Там есть такие строки: «Желаю тебе любить жизнь, как любит ее Гуляев».
Мы, русские, не очень любим жизнь и потому не очень-то умеем жить. Надо признаться в этом. Но это другая тема.
А вот один из рассказов Гуляева:
– Практически это была моя первая поездка за границу. Ну, был в составе партийно-хозяйственных, как тогда говорили, делегаций в двух поездках: в Румынии, в Польше. А тут: Италия! Фантастика. Расскажу только о посещении национального ресторана. Их – пять человек. Нас – двое. Я – главный инженер, представляющий наш институт, со мной начальник финансового отдела тихий наш Василий Васильевич, интеллектуал, внешне напоминающий артиста Вицина.
Самое интересное началось, когда подали спагетти. Я до того не ел их ни разу. А тут еще в окружении итальянцев. Очевидно, со стороны, мое верчение вилкой с наматыванием на нее макарон и попытки как-то все это направлять прилично в рот не выглядели уж очень несуразными, ибо какой-либо реакции на этот счет не было. И я успокоился. Вижу, Василь Васильевич тоже не центр всеобщего внимания. Слава Богу! Думаю: скорее бы это блюдо кончилось. Но не тут-то было. Возникает около меня импозантный, уверенный в движениях итальянец, очень похожий на Челентано, и спрашивает через переводчика: «Извините, сеньор, что это за блюдо у вас?» Черт те знает что, думаю. Подходит незнакомый итальянец, который не узнает собственное национальное блюдо. Что ему отвечать? «Это спагетти», – говорю я. «Вы это называете спагетти? Вы сами придумали или вам кто-то сказал?» «Меня угощают мои друзья». «И это вкусно?» Не подводить же моих друзей, и я утвердительно киваю головой. «Дайте попробовать». «Пожалуйста, они вкусные. Очень!» Я смотрю на своих итальянских партнеров, они спокойны и невозмутимы. «Челентано» берет мою вилку, искусно манипулирует ею у меня под носом, картинно поднимает чуть не все содержимое на вилке над столом, смотрит внимательно и говорит: «Нет, я пробовать не стану. Спагетти дурны!» Господи, думаю я, отвяжется он от нас или нет, и почему мои друзья молчат? Ведь вся ресторанная публика смотрит на нас и черт его знает, как себя вести! Откуда я знаю, дурны или хороши эти макароны! Но в следующий момент проявляется какой-то намек на логичность поведения «Челентано». «Господин, не волнуйтесь, – галантно обращается он ко мне, – я – директор этого ресторана, сейчас распоряжусь поменять вам блюдо, а повара накажу». Переводчик не успевает переводить, но я и так все понимаю. Он зычным голосом требует явиться повару, который готовил эти «гнусные» спагетти. Прибегает перепуганный, втянувший голову в плечи, огромный, слонообразный человек. Между ними происходит диалог, который слышен на весь ресторан. Смысл лаконично передает переводчик: «Он его, говоря по-русски, как это, «стирает с землей» или, вернее, «стирает в порошок». Ничего себе, думаю, манеры, угловым зрением видя, как мой Василь Васильевич готов спрятаться под стол. «Вон отсюда, – кричит разгневанный директор. – Вон, и чтоб через две минуты здесь были настоящие спагетти!» Повар неуклюже пятится, очевидно не столь оперативно, как требовалось. Разъяренный директор хватает со стола большой нож и широко замахивается на бедного повара. Секунда – и повара нет. И в тот момент, когда дверь захлопывается за его спиной, директор ставит точку: ловко пущенный нож, вибрируя, вонзается в дверь. Я не верю своим глазам. Где я нахожусь? В джунглях? И не дурной ли это сон? «Господа, я приношу вам извинения. Вас сейчас обслужат по высшему разряду. Вы получите компенсацию», – директор, откланявшись, удаляется. «Вот сервис, куда уж нам», – говорит Василь Васильевич, доставая свою тарелку со спагетти из-под стола.
Только перед нашим уходом итальянцы признались: все, что произошло в ресторане, отрепетированная, дежурная шутка оригинального директора. Действительно сервис!
Ничего неожиданного нет в появлении в Москве слухов о готовящемся государственном перевороте. «Комсомолка», «Известия» пестрят статьями о вариантах заговора. Но ни политики, ни население, по-моему, серьезно эту возню не воспринимают.
Кружится в воздухе мысль, что ждать нам осталось недолго, и момент истины может проявиться где-то в конце мая-начале июня этого года, что неконтролируемый распад экономики может начаться летом. Думаю, что это не так. Как бы я вообще хотел уйти от разговора на эту тему, но большинство аналитиков в печати так или иначе называет эти сроки. Правительство отказалось ввести чрезвычайное положение в экономике, разговоры о крушении национальной экономики, гиперинфляционных коллизиях отвергаются, и отвергаются достаточно бодро и активно.
Из газет: «22 марта 1994 года в 20.58.01 по московскому времени в районе Междуреченска потерпел катастрофу пассажирский самолет-аэробус А-310-300 «Глинка» авиакомпании «Российские авиалинии», выполнявший рейс по маршруту Москва-Гонконг. Все находившиеся на борту 75 человек погибли».
Не исключается, по мнению сотрудников по чрезвычайным ситуациям министерства транспорта России, что во время полета был совершен террористический акт. Но правду расскажет только «черный ящик».
Около столовой случайно встретился с бывшим работником нашего завода – заместителем начальника одного из цехов Скорняковым Александром Ивановичем. Два года назад он крепко заболел и был вынужден уйти на пенсию. У него стенокардия. На вопрос: как жизнь? – ответил:
– Туговато с деньгами, пенсия всего 56 тысяч рублей.
Средний заработок по городу – 180 тысяч рублей. Против той, которая была у нефтехимиков пять лет назад, это меньше половины. Не густо.
– Но мне много не надо. На еду хватает. Зато я узнал жизнь. Я узнал, что у жизни есть и другая сторона. Хожу с внуком на рыбалку, в театр. Моей мечтой было прочесть свою библиотеку, которую собрал. Все откладывал до пенсии. Сейчас читаю запоем.
Оказывается, есть другая, не менее интересная жизнь, когда ты предоставлен в значительной степени себе. Библиотека моя тоже еще не прочитана. В сущности я и не принадлежал себе. Не было времени сосредоточиться на своей персоне, на семье. Дети выросли как-то сами. Жена управляется со своими делами без меня. Постоянное отсутствие свободного времени. Может быть, не умеем организовывать себя? Нет, я думаю, общее состояние таково, что невозможно уложиться в определенные рамки. Мне не хватает рабочего дня, чтобы я все, что нужно, охватил, сделал так, как хотелось бы. В таком ритме живут большинство руководителей, которых я знаю.