Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку
Шрифт:
Олег Куваев.
16 мая 1974
Уважаемый Герман Борисович!
Спасибо Вам за теплое и хорошее письмо. Оно настолько меня взволновало, что вот прямо после прочтения стучу ответ. Извинения в письме ни к чему. Во первых, я профессионал, а значит, критическое, но искреннее мнение о моей работе мне гораздо дороже неискренних похвал. Во вторых, во время нашей встречи мы были в неравном положении и выигрышная позиция, уж простите, была у меня. Заключалась она в том, что мне потребовалось узнать, кто Вы, узнать Вас как личность — для этого в качестве теста годилась и рукопись романа. Я очень внимательно слушал и наблюдал. Но наибольший выигрыш получил, когда мы заговорили об Алазее. Когда человек Вашего
О Катинском. Сейчас что-либо исправить в журнальном варианте уже невозможно. Но когда Вы прочтете пятый номер, увидите, что Катинскому воздано еще до послесловия. Что его роль незаметная снаружи, оказалась гораздо большей, чем мог ожидать Чинков. Воздано и Монголову за ограниченность его. Сейчас я работаю над книжным вариантом романа и как раз вчера кончил расставлять акценты именно на Катинском и Монголове. Акценты эти появились как результат нашей беседы.
Четвертый номер журнала для Вас уже отложен. Я жду пятого номера, чтобы выслать Вам роман целиком. Вы будете первым, кому я его пошлю, как Вы были единственным человеком не из господ издателей, кому я дал читать роман в рукописи.
Роман в мире господ издателей встречен хорошо. Думаю, через какое-то время пойдет речь и о продолжении его. Вот уж тут-то мы и развернем Катинского в полной мере. А вот для этого (помимо прочего) было бы очень хорошо нам пообщаться в непринужденной и простой обстановке. Это дело будущего.
Вашу новую книгу я могу только приветствовать. Знаете, Герман Борисович, ведь история строится так, что рано или поздно каждому воздается свое. Я думаю, что Ваша книга и должна быть воздаянием «кесарево — кесарю» — восстановлением справедливости и исторической правды. Это я не к тому, что Вы слишком обижены, — просто история должна быть объективной. Я почту и долгом и честью прочесть рукопись. Думаю, что это окажется просто полезным для книги. В частности, в книжечке об олове есть несколько мест, которые не то что снижают ее сортность, но просто в ином качестве книга была бы лучше. Я не стал Вам об этом говорить, потому что не знал Вашего отношения к литературному труду. Теперь я его знаю.
Будет хорошо, если Вы сможете мне выслать какой-нибудь там пятый, что ли экземпляр, чтобы я мог посидеть прямо над рукописью с карандашом. Возможно, некоторые фразы или абзацы удастся просто улучшить, литература ведь странная вещь. Вот в книге об Индонезии есть места, где вы пишете об олове Чукотки. Никакого отношения к книге они не имеют, по элементарным редакторским правилам их надо было просто убрать. А вот убирать-то их и нельзя, потому что они читаются иногда с большим даже интересом, чем основные эпизоды книги. А почему? Да потому, что пишет специалист. Люди, знающие досконально предмет, почти всегда пишут об этом предмете попросту интересно. Это давно замечено.
До последних чисел мая я дома. Далее исчезну до августа. Или на паруснике в Атлантику (Дания, Польша, Франция), или на Чукотку в верховья Пегтымеля, далее по Пегтымелю вниз и морем на Биллингс или в Певек.
Будущее лето я думаю провести на Алазее.
До поездки на Алазею, наверное, встречусь с академиком Н. А. Шило. Может быть, имеет смысл начать «алазейщину» с другого, литературного конца, без претензий, конечно, на то, что публикация в одном или нескольких центральных журналах окажет сколько-нибудь решающую роль. Но все же. Допустим, это можно рассматривать как трибуну для высказываний Вас, Шило и так далее. Об этом стоит подумать. Генеральный же мой план: купить яхту и пройти в течение двух трех сезонов Северным морским путем. Не торопясь. Никаких туристских или там спортивных целей и не преследую. Главная цель — пользуясь этим плаванием, воздать должное хорошим мужикам, которые работали или даже погибли в Арктике. Условное название книги (или двух книг) «Голоса издалека». Север всегда притягивал к себе энергичных и твердых людей. К сожалению, имена их забыты или почти забыты. Простой журналистский облет Арктики — несерьезно. А вот плавание на яхте по всему маршруту — это достойный повод, чтобы напомнить, о славных биографиях. Жаль только, что трудности, стоящие перед этим предприятием, неисчислимы. Самое легкое тут то, что вроде бы считается самым трудным; накопить деньги на яхту, семь-десять тысяч и проплыть. Кстати, есть желание начать именно с Чукотки. Первый этап самый трудный, а на Чукотке мне легче — везде свои люди.
Вот вроде все. Взятые у Вас вырезки я пришлю вместе с журналами. Рукопись жду или прямо сейчас или к августу.
Во всяком случае, когда бы Вы ни послали, она не потеряется.
А за Катинского, Герман Борисович, не переживайте. Он очень благородно вошел в пятый номер журнала, еще более полно будет в книжном варианте и в массовом издании «Роман газеты» тиражом в полтора миллиона. Сейчас я работаю над сценарием для «Мосфильма» по роману. Утешительного пока мало. Но кино, оно и есть кино. Слово «логика» в этой организации незнакомо. Желаю Вам всего лучшего, и еще раз спасибо за письмо.
О. Куваев.
24 августа 1974
Дорогой Герман Борисович!
Как всегда, был рад получить Ваше письмо. Читал и завидовал — я ведь «на старости лет» стал собирать коллекцию полудрагоценных камней и поделочных тож. Разумеется, не их ювелирные разновидности Есть аметист, неплохие гранаты, опалы — все с Колымы. Ну, о топазах речи, конечно, нет. Моя голубая мечта — добыть образец берилла. Ну и так далее. Смысл простой — не хочется отходить от профессии намертво? так хоть любительской минералогией заняться. Опять же народу у меня бывает много — несу минералогическое просвещение в массы. Читал Ваше перечисление, и слюнки текли. Кабы знал — ей богу, прицепился бы к вашей экспедиции.
Я рад, что роман сейчас Вам нравится больше. И дело ведь не в скрытых в нем глубинах, а в том, что Вы постепенно отходите от предвзятой первоначальной точки зрения — «что там про меня написано». Как бы там ни было, это сугубо художественное произведение, не устану Вам это повторять. Статья Шапошникова в «Литературной газете» скверная статья. Он плохой, очень недобросовестный критик, и моя невезуха в том, что этот Шапошников уже несколько лет числит себя «знатоком» моего творчества и ежегодно публикует обо мне статью две. Мне не нужны его комплименты. Роман получил весьма высокую оценку. Статей о нем, видимо, будет еще много.
По поводу Вашего читательского отзыва я думаю, что уж у Вас прав на это больше, чем у кого-либо другого. В качестве совета я предложил бы Вам, Герман Борисович, учесть обстоятельства, которые помогут публикации Вашей статьи или письма, или заметки. Так как я не хочу ограждать себя от какой бы то ни было критики, тем паче от человека, с которым лично знаком, то:
1. О романе пишите так, как Вам диктует Ваша совесть, художественное чутье и вообще нужна будет Ваша личная оценка, может, с учетом оценок Ваших коллег.
2. Прошу помнить, что события в романе не обязаны жестоко соответствовать реальным событиям. В связи с этим нет смысла упоминать, что мы с Вами знакомы. Вы — читатель. Вы прочли журнал и нашли, что здесь есть многое из Вашей молодости и из событий, участником которых Вы были. Вот тут Вам будет уместно написать о себе и о Вашей роли, и о Катинском. Это удобно и прилично!
3. Чтобы связать Ваше письмо (или статью) с публикациями в «Литературной газете», надо вернуться к статье Шапошникова. У него есть там «прокол» — он упрекает меня в том, что герои мои жертвенны и я любуюсь этой жертвенностью. Он упоминает там цитату из моей ранней повести «Весенняя охота на гусей»: «Эти люди приспособлены для грузовика. Они гибли и будут гибнуть.»