Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку
Шрифт:
Вот так, старина. Умирают жены, болеем желтухой, подходим к параличам.
Эх, прости, старик, за печаль. Я, понимаешь, здесь очень один в пустой квартире. Кроме Вити Смирнова общаться не с кем, а Витя занят сдачей книги. Особняк у них двухкомнатный, и вообще ребята на ногах. Ладно. Важно то, что я пишу и в голове еще идей много.
Я сейчас в ожидании гонорара за «СМ», это будет 25 го, сижу при четвертном билете, подвели они меня. «Мифт» просит прислать бренди и маслин, ну, перезайму у кого-либо — пришлю.
Ну ладно, желтушник. Чертовски был рад твоему письму. В общем то, все не так уж и плохо в этом далеко не лучшем из миров.
Ну уж а теперь-то сяду за повесть. Семь
Дружески обнимаю, Олег.
Приписка. Ребятам привет. Если Игорек Шабарин еще там, ему самый дружеский поклон и запоздалые поздравления. Если Иван Емельянович еще в Магадане — сам понимаешь, поклон.
18-го. Забыл опустить письмо. Сегодня был у Жутовского в мастерской. Шикарно он там устроился. Смотрел его картины и прочее. Рассказал ему о тебе и о фильме. Со мной он, вроде, едет, просил неделю размышления.
26 июля 1970
Привет!
Что то, Боря, почта на линии барахлит. Фотоаппарат, как следует из штемпеля, ты выслал 16-го, т. е. сразу, как я попросил. Получил же я его сегодня, т. е. 26-го. Главное, адрес был правильный (иногда мне забывают писать область и почта идет в «тот» Калининград, а потом сюда). Пленка же и фотографии, о которых ты пишешь, вообще пока не пришли. Я узнал на почте, надо заявлять об этом тебе, т. е. отправителю. Меня они слушать не хотят.
Командировка у меня отодвинулась, и вылетаю я 30-го июля, билет куплен. Лечу в Магадан, далее Омолон, вниз по Омолону, затем верховья Стадухинской протоки (они идет почти до Средне-Колымска, но против устья Смолина есть вход) и к Петру Семеновичу.
Протока — если позволит погода, но П. С. должен по видать. Почему-то жду, что осень будет хорошей. Всего маршрут около 900 км. Плыть буду на каяке. На «ветке».
По протоке пройти интересно, она же необитаемая почти на всем протяжении за землянкой Плахина.
Вернусь я числа 5 10 сентября. По приезде сразу же, сообщу. Может прикатишь с повестью? Я тут наладил ремонт и вторую комнату тоже отремонтировал. За сценарий пока на брался. Вообще ничего не делал, написал только один рассказ, но и он еще сырой. «Забираясь в гибельные выси». Во! Про горы, про Мишу Хергиани.
[1971]
Кино мое многосерийное лопнуло, споткнувшись на главном редакторе «Экрана» тов. Ждановой Стелле Ивановне, даме сугубо партийной.
Безыдеен оказался мой сценарий и, главное, не нужен молодому поколению. Вот если бы мой герой подражал и строил жизнь по П. Корчагину, а не по капитану Россу — иное дело (так и было дословно сказано). Но, сам понимаешь, святые тени я по пустякам беспокоить не хочу и проституировать Островского не буду. Я к нему с уважением отношусь. Так что вертаюсь я в прозу и, кажется, сдав рукопись книги, сяду за роман.
Июнь 1971
Кино прошло все круги ада, и его утвердили. В двухсерийном варианте. Как всегда бывает у чокнутых людей, они пришли вдруг в дикий восторг от сценария, признали его оригинальным и за две серии заплатили больше, чем за три. Производственный период (режиссерский сценарий и т. д.) начинается с осени. Фильм переходящий на 72-й год. Предложили, приехать подмахнуть договор на следующий сценарий «Чудаки живут на Востоке». Ты эту повесть должен помнить, ибо помогал отшлифовать босяков в ней. В Магадане это было.
Но все это, Боря, хреновина. Начал я работу над романом и убедился в собственной глупости, ничтожестве и малом уме. Головы не хватает. В общем то, это нормальный ход событий, всегда так новую вещь начинаешь, в смятении и страхе. Но что-то на сей раз очень уж. Просто не знаю, как и быть. Может, действительно смотаться на Памир, самоутвердиться в погоне за винторогими козлами?
И горы, горы. Свихиваюсь я маленько на горных лыжах и (запоздало) на горах. Завалена изба всякими три конями, горнолыжными ботинками и креплениями типа «Невада». Да-а.
Душа же по прежнему лежит на Чукотке Омолоне, Колыме и прочих местах. Не знаю, попаду ли туда нынче. Кроме трепа о романе, его ведь еще и писать надо. Дело это трудоемкое, сам понимаешь.
В то же время, Боря, эпоха у меня одна кончилась. Не пишу я больше этих повестушек, рассказиков этих. Все! Не могу больше. Или надо переходить на следующую ступень, или завязывать с этим делом.
Кстати, повесть ты должен делать хорошо. В Москве сейчас чрезвычайно трудно печататься. Во первых, все главные редакторы чем-то напуганы. Боятся они чего-то, и самое смешное, что неизвестно чего, а это гораздо хуже, чем когда известно. Второе: все редакции завалены. Какой-то писательский зуд одолел Вселенную. Третье: густо пошел сибиряк. И не какой-нибудь, а талантливые, настоящие ребята. Распутин, Машкин, Потанин и имя им легион. Скажу, что такому парню, как Юра Васильев, сейчас делать в Москве нечего. Об этом я ему и сообщил на днях, посоветовал запастись монетой на первые год два. Короче: на элементарном владении словом сейчас не проскочишь. Нужны мысли, образы и идеи. И причем твои собственные. Короче: работай, Боря и делай хорошо. От дебюта зависит многое. Решение насчет шрифта — ты мне подтверди или прими мой совет заиметь «Москву». Если шрифт, так будем искать и найдем. Без машинки же в этом деле, коль скоро ты в него влез, не обойтись. И, сам понимаешь, когда твоя рукопись приобретет более или менее благообразный вид и законченность, — я хотел бы ее прочесть перед последним твои заходом. А так направление мыслей у тебя правильное. Еще совет, Боря: если есть какая-то возможность закрутить сюжет — обязательно делай это. Это всегда хорошо. Знаю, что трудно это и душа к этому не лежит, но это всегда полезно. Писать бессюжетные вещи, которые тем не менее держат читателя (и редактора) в напряжении, могут лишь крупные мастера. У нас в Союзе таких нет. Или они мне неизвестны. Заметь, что такой мастер, как Ремарк, не пренебрегает сюжетом, и наша «библия» «Моби Дик» — это ведь остросюжетная вещь.
А еще запомни одну заповедь, к ней я пришел собственной шкурой и к ней же приходили люди куда более маститые, чем я: если сомневаешься — вычеркнуть или оставить, значит надо вычеркнуть. Если и образуется пустота, то потом ты это увидишь, но в 95 % случаев от вычеркивания никакой пустоты не образуется. Просто все становится крепче. Это железно, Боря.
И название. Для меня, например, название дает знамя. А следовательно, и стремя. Кстати, киношники твоего названия «Белой ночи яростный свет» испугались. Очень, говорят, обязывает. Пока сценарий идет под дежурным договорным названием, и я обусловил, что если фильм будет снят достойно, то будет «Белой ночи яростный свет». Согласились они.
Нет названия для романа. Было: «Иди на Восток». Но вспомнил, что есть пресловутый советский бестселлер «Иду на грозу». Для названия романа — особая статья. Оно должно или информировать читателя, или утверждать. Я перебрал названия всех любимых романов, и так оно и есть. Пока рабочее у меня — «Часть божественной сути». Дело в том, что люди, делавшие Чукотку и Колыму, были все аки полубогами. Это так, Боря. И прожив пять лет в этой блядской Москве среди всей этой никчемной литературной, журналистской и киношной публики, я в этом утверждаюсь. Нет, Боря, здесь личностей. Есть разного размера акулы и акулки, маленькие наполеончики из картона, хилые псевдогении либо бессильные маразматики типа Машки битницы. Личностей нет.