Избранное
Шрифт:
— Еще раз прошу вас успокоиться, — воззвал председатель к подсудимому. — Мы обязаны рассмотреть все возможности той ночи. Стало быть, обязаны заняться и телефоном тоже.
— Нет, телефон здесь ни при чем. С телефоном я не могу согласиться.
— Ну хорошо, оставим это. Скажите, знакомы ли вы с человеком по фамилии Грудиц?
— Грудиц? При чем здесь Грудиц? Он… ему принадлежит строительная фирма. Хороший клиент. Что случилось с Грудицем?
— В блокноте, который лежал рядом с телефоном на ночном столике вашей жены, ее почерком записано: «Грудиц — страхов. машины». Ниже стояла дата той ночи.
— Тогда, значит,
— Господин Грудиц будет вызван в суд в качестве свидетеля позже.
— Грудиц в качестве свидетеля? Но почему не сейчас? Ведь это могло бы все объяснить.
— Я не намерен из-за вас менять порядок судопроизводства. Впрочем, если вас это может успокоить, сообщаю: согласно протоколам предварительного следствия, господин Грудиц действительно позвонил вам домой приблизительно без четверти одиннадцать.
— Вот как? И что он сказал ей? Он должен был сказать какие-то решающие слова? Неужели? И почему именно он? Ведь моя жена вообще с ним незнакома.
— Если вы перестанете понапрасну волноваться и постараетесь выслушать меня… Одним словом, господин Грудиц позвонил вам из кафе в городе. Он вдруг вспомнил, что не застраховал новую машину, которую купил днем. Внезапно господин Грудиц перепугался и решил, что лучше позвонить хотя бы поздно вечером…
— И чем все это кончилось? Как странно, что жена ничего не сказала о его звонке.
— Насчет самой страховки можете уже не беспокоиться. На всякий случай из фирмы Грудица на следующее утро позвонили к вам в контору, и ваш доверенный отметил взнос. А в ту ночь с новой машиной никаких неприятностей не произошло.
— Какое счастье! — воскликнул подсудимый с явным облегчением. — Очень часто именно в такие часы и случается что-нибудь скверное.
— Удивительно, что урегулирование этого, в сущности, чисто служебного дела, к тому же довольно второстепенного, вызывает в вас такое ликование.
— Прошу покорно… — Но тут подсудимый неожиданно рассмеялся. — Да, извините, это действительно странно. Старая привычка, она укоренилась во мне еще в то время, когда я был таким положительным… Ох уж этот Грудиц! Однако что нам до Грудица? Милый человек, типичный подрядчик, глава фирмы, что ему еще нужно? И все же хорошо, что эта история так просто разрешилась. Теперь вы сами видите, что напрасно ломали себе голову насчет телефона.
— Быть может, вы позволите в дальнейшем вести допрос мне, я бы очень просил вас об этом, — сказал председатель суда. — И напрасно вы считаете, что все это так уж просто. Если господин Грудиц говорил с вашей женой по телефону, а вы, видимо, об этом не подозревали, если ваша жена не сообщила вам о звонке Грудица, то, стало быть, не исключено, что она говорила по телефону и с другими лицами, тоже не ставя вас об этом в известность. Не прерывайте меня, пожалуйста. Во всяком случае, такая возможность существует, хотя суд ничего определенного о разговорах вашей жены с другими лицами не знает. Для нас звонок Грудица важен и по другой причине: благодаря ему мы уточняем время. Без четверти одиннадцать кто-то в вашей квартире снял трубку, какая-то женщина. Я говорю «какая-то женщина» постольку, поскольку господин Грудиц не был знаком с вашей женой и, значит, не знал ее голоса, таким образом, это могла быть не ваша жена, а любая другая женщина.
— А какой у нее был голос?
— Подсудимый,
— Это… это я тоже не понимаю. Может быть…
— Что?
— Может быть, она тогда плакала и не хотела, чтобы я увидел ее слезы.
— Пусть, звучит убедительно. Насколько нам известно, ваша жена ответила: «К сожалению, мой муж не может подойти к телефону». Или же: «Моего мужа, к сожалению, сейчас нет дома». Господин Грудиц не сумел дословно воспроизвести ее ответ. Он не исключает даже, что ему сказали: «Моего мужа, к сожалению, больше никогда не будет».
— Да нет же, господин Грудиц, наверно, просто неправильно понял ее. Я ведь был, сидел внизу, и жена это знала. Если бы я только услышал ее голос, я бы сразу понял… Ведь по голосу все понятно.
— Итак, напрашивается вопрос — допустим, мы правильно истолковали слова подсудимого, — напрашивается вопрос, что произошло наверху в спальне с десяти до приблизительно без четверти одиннадцать? Иными словами, что могла предпринять за эти сорок пять минут жена подсудимого? Что побудило ее в корне изменить свое поведение? И что, наконец, заставило со заплакать? Можно предположить, конечно, что все это случилось и позже. Итак, остается еще возможность другого телефонного разговора, который и дал последний толчок. Звонок Грудица, как бы то ни было, доказывает, что подсудимый вполне мог не услышать ни предыдущего звонка, ни последующего. Прислуга тоже не слышала телефонных звонков, она от них не проснулась… Прошу вас, господин прокурор…
Прокурор сказал, что он, так же как и господин судья, не хочет подвергать сомнению показания подсудимого, он обращает внимание, однако, на то, что совершенно не учтена еще одна возможность. А именно! За этот промежуток времени жена могла спуститься по лестнице…
Подсудимый возразил, что это он наверняка услышал бы.
Суд далеко не убежден. Раньше, когда речь шла о телефонных звонках, подсудимый признался, что не обладает столь острым слухом, как его супруга. Кроме того, жена подсудимого могла нарочно спускаться очень тихо, быть может, даже сняв туфли. И не исключено, что она, стоя под дверью гостиной, прислушивалась к происходящему внутри…
К происходящему внутри?.. Что же там внутри могло происходить?
Именно этот вопрос следует выяснить. Во всяком случае, его жена могла услышать в гостиной нечто такое, что довело ее до слез.
Его жена не подслушивает под дверями, с возмущением крикнул подсудимый. И не спускается по лестнице, сняв туфли. Какое чудовищное предположение! К тому же жене не к чему было прислушиваться.
Не имеет ли подсудимый привычки говорить вслух сам с собой?
Сам с собой? Громко?
Да, в этом нет ничего из ряда вон выходящего, сказал прокурор. Эта привычка часто встречается у людей, непомерно запятых собой.