Избранное
Шрифт:
«Ха-ха-ха-ха-ха…»
И тут неожиданно появился Матэ Залка.
Матэ легко было рассмешить. Спустя несколько секунд он уже смеялся громче всех. Но и перестал он хохотать прежде всех.
— По крайней мере, скажите, чему вы так радуетесь? — спросил он.
— Всему! — ответил Фучик. — Всем проявлениям жизни! Каждому в отдельности и всем вместе. Конечно, я не причисляю к жизни капитализм, империализм и вождей социал-демократов. Эти… Ну и конечно, к явлениям жизни я не причисляю поэтов-пессимистов и спесивых критиков. Эти…
И
Лишь изредка и очень неохотно Фучик отказывался от шутливого тона. Но если он бывал серьезным, то уж всерьез. Он много знал, и знал основательно. Он говорил только о таких вещах, в которых действительно разбирался. Никогда не выступал он в роли всезнайки и ненавидел спесивых самоуверенных позеров. В его просто и ясно сформулированных утверждениях всегда было зерно: знание, рано приобретенный опыт и смелое предвидение.
За ужином нас сидело трое: Фучик, Залка и я. Мы с Залкой бранили Гитлера. Фучик — Америку.
— Доллар оседлал Гитлера, друзья, — утверждал он. — Доллар развяжет войну.
Его очень беспокоила судьба Чехословакии. Чешская буржуазия связала судьбу Республики с Англией и Францией, и Фучик чувствовал, что английская и французская буржуазия лишь используют Чехословакию в своих интересах, но не станут ее защищать.
— Они заплатят Гитлеру нами, — рассуждал он. — Чехословакия в руках американских или английских господ будет разменной монетой, чаевыми немецким палачам. Возможно, даже наживкой, которую посадят на крючок, как червяка…
Он сильно ударил кулаком по столу.
— Но мы тоже там будем! — вскричал он.
После ужина в комнату вошел мой сын Володя, которому было тогда восемь лет.
— Расскажите что-нибудь, дядя Матэ!
— Что рассказать, Вова?
— Что-нибудь!
— Что-нибудь? В этом я специалист! — засмеялся Залка.
Он посадил Володю на колени и стал рассказывать ему историю легендарного поединка короля Матяша с чешским рыцарем Холубаром. Володя слушал сказку с широко раскрытыми глазами, Фучик взволнованно. По-видимому, он впервые слышал о рыцаре Холубаре, о его славе и падении.
Когда Матэ закончил рассказ, Фучик вскочил.
— Я требую удовлетворения! Реванша!
— Что? Чего ты хочешь? Что с тобой?
Матэ нелегко было вывести из равновесия. Даже землетрясение он считал будничным событием, из-за которого не стоит нервничать. Но когда Фучик абсолютно серьезно и решительно потребовал удовлетворения за то, что король Матяш победил чешского рыцаря Холубара, Залка разинул рот и забыл его закрыть. Может быть, прошла минута, пока наконец он обрел дар речи.
— Законное требование, Юлишка. Ты получишь реванш! Но я боюсь, что здесь, в квартире, не найдется ни лошади, ни кольчуги, ни копья. И остальные атрибуты рыцарского турнира, видимо, отсутствуют…
— Увы, но это правда, — признался я.
— Плохо! Очень плохо! — сказал Фучик. — Но все же от реванша я не отказываюсь. Мы выберем другой род оружия!
Через пять минут они договорились,
— Начинай, король Матяш!
Матэ запел. У него был приятный голос, неплохой слух, только пел он немного громче и воинственнее, чем нужно.
— Теперь твоя очередь, Холубар!
Фучик тоже хорошо пел. Не столь вдохновенно, как Матэ, зато с большей музыкальностью.
Поединок начался после десяти вечера и длился до трех ночи. Борцы выдержали. Слушатели тоже, хотя и с трудом. Слушателями были я и соседи, которые сначала протестовали против ночного шума, а потом, поняв, что это бесполезно, зашли послушать.
Глотки турнирных борцов не пересыхали: они обильно смачивали их красным кавказским вином. Глаза их часто увлажнялись. Мои тоже.
Воды Тисы… Воды Молдовы…
Куруцы… Табориты…
— Славный народ чехи! — перешел на прозу около трех часов ночи король Матяш.
— Но и на берегах Тисы уважают борцов за свободу! — ответил Холубар.
И король Матяш с рыцарем Холубаром пожали друг другу руки так, что кости захрустели.
Александр Серафимович
В ноябре 1927 года Советская Россия праздновала десятилетие своего образования. В Москве собралось много иностранных писателей. Александр Серафимович, автор «Железного потока», один из крупнейших советских писателей, которому было тогда уже за шестьдесят, давал ужин. Собралось человек тридцать, среди них Драйзер, Барбюс, Бехер… В разгар ужина кто-то из домочадцев вошел и сказал, обращаясь к хозяину:
— Там тебя какой-то молодой человек спрашивает.
— Пусть войдет, дай ему стул и принеси чистую рюмку.
Через минуту вошел худой, бледный и застенчивый молодой человек лет двадцати. Под мышкой — огромная рукопись. У каждого из нас, имеющего опыт работы в издательстве или журнале, при этом зрелище кусок застрял в горле. Серафимович сохранял хладнокровие.
— Садитесь, молодой человек, ешьте и пейте, потом поговорим.
Новичок, стесняясь, опустился на краешек стула и что- то взял из ближайшего к нему блюда. Пить он вообще отказался. Толстую рукопись он положил на пол рядом с собой и прижал ее ногами.
После ужина новичок подошел к Серафимовичу.
— Александр Серафимович, — сказал он, — вы казак и я казак. Говорят, вы хороший человек. А я несчастливый. Помогите мне!
— Чем же я могу тебе помочь, сынок?
— Не буду отрицать — я написал роман. Получился такой толстый, что никто не хочет прочесть. Вы редактор «Октября» и, если пожелаете…
Серафимович все еще сохранял присутствие духа.
— Ну, ладно, — сказал он решительно. — Прочту. За два месяца обещаю прочесть.