Избранное

Асадов Эдуард Аркадьевич

«РЫБЬЕ СЧАСТЬЕ»

(Сказка-шутка)

В вышине, отпылав, как гигантский мак,Осыпался закат над речушкой зыбкой.Дёрнул удочку резко с подсечкой рыбакИ швырнул на поляну тугую рыбку.Вынул флягу, отпил, затуманя взгляд,И вздохнул, огурец посыпая солью:— Отчего это рыбы всегда молчат?Ну мычать научились хотя бы, что ли!И тогда, будто ветер промчал над ним,Потемнела вода, зашумев тревожно,И громадный, усатый, как боцман, налимПоявился и басом сказал: — Это можно!Я тут вроде царя. Да не трусь, чудак!Влей-ка в пасть мне из фляги. Вот так… Спасибо!Нынче зябко… А речка — не печка. Итак,Почему, говоришь, бессловесны рыбы?Стар я, видно, да ладно, поговорим.Рыбы тоже могли бы, поверь, судачить.Только мы от обиды своей молчим,Не хотим — и шабаш! Бойкотируем, значит!Мать-природа, когда все вокруг творила,Не забыла ни львов, ни паршивых стрекоз,Всех буквально щедротами одарилаИ лишь рыбам коленом, пардон, под хвост!Всем на свете: от неба до рощ тенистых, —Травы, солнышко… Пользуйтесь! Благодать!А вот нам ни ветров, ни цветов душистых,Ни носов, чтоб хоть что-то уж там вдыхать!Кто зимою в меху, кто ещё в чем-либоГреют спины в берлоге, в дупле — везде!Только ты, как дурак, в ледяной водеПод корягу залез — и скажи спасибо!Мокро, скверно… Короче — одна беда!Ну а пища? Ведь дрянь же едим сплошную.Плюс к тому и в ушах и во рту вода.Клоп и тот не польстится на жизнь такую.А любовь? Ты взгляни, как делила любовьМать-природа на всех и умно и складно:Всем буквально — хорошую, тёплую кровь.Нам — холодную. Дескать, не сдохнут, ладно!В общем, попросту мачеха, а не мать.Вот под вечер с подругой заплыл в протоку,Тут бы надо не мямлить

и не зевать,Тут обнять бы, конечно! А чем обнять?Даже нет языка, чтоб лизнуть хоть в щеку.А вдобавок скажу тебе, не тая,Что в красавицу нашу влюбиться сложно —Ничего, чем эмоции вызвать можно:Плавники да колючая чешуя…Скажешь, мелочи… плюньте, да и каюк!Нет, постой, не спеши хохотать так лихо!Как бы ты, интересно, смеялся, друг,Если б, скажем, жена твоя чудом вдругПревратилась в холодную судачиху?А взгляни-ка на жён наших в роли мам.Вот развесят икру перед носом папы,И прощай! А икру собирай хоть в шляпуИ выращивай, папочка милый, сам!Ну а рыбьи мальки, только срок придёт —Сразу ринутся тучей! И смех, и драма:Все похожи. И черт их не разберёт,Чьи детишки, кто папа и кто там мама!Так вот мы и живём средь морей и рек.Впрочем, разве живём? Не живём, а маемся.Потому-то сидим и молчим весь векИли с горя на ваши крючки цепляемся!Э, да что… Поневоле слеза пробьёт…Ну, давай на прощанье глотнём из фляги.-Он со вздохом поскрёб плавником живот,Выпил, тихо икнул и ушёл под коряги…1969 г.

КОМАРЫ

(Шутка)

Человек — это царь природы.С самых древних ещё вековПокорил он леса, и воды,И мышей, и могучих львов.Но, «ракетным» став и «машинным»,Царь, с великим своим умом,Оказался, увы, бессильнымПеред крохотным комаром.Комары ж с бесшабашным риском,Не задумавшись ни на миг,С разудалым разбойным пискомИстязают своих владык!Впрочем, есть и у этой «братии»Две особенно злых поры:На рассвете и на закатеСквозь любые плащи и платьяЛюдоедствуют комары.Люди вешают сеток стенки,Люди жмутся спиной к кострам,Люди бьют себя по коленкамИ по всем остальным местам.Нет спасенья от тех налётовИ в ночные, увы, часы:Воют хищные «самолёты»И пикируют с разворотаНа расчёсанные носы.Людям просто порой хоть вешаться.И, впустую ведя борьбу,Люди воют, скребутся, чешутся,Проклиная свою судьбу.А полки наглецов крылатыхНалетают за будь здоровИ на темени кандидатов,И на лысины докторов.Жрут без всяческих аргументов,Без почтенья, увы, хоть плачь.Даже члены-корреспондентыУдирают порою с дач!И какие уж там красоты,Если где-нибудь, горбя стан,Человек, этот «царь природы»,Вдруг скребётся, как павиан!Впрочем, надо признаться, к счастью,Что разбойничий тот «народ»,Нас не полным составом жрёт,А лишь хищной своею частью.Сам комар — травоядно-тихий.От рождения он не зол.А кусают нас зло и лихоТолько «женщины»-комарихи,Ну, как водится, — «слабый пол»!Ах, учёные-энтомологи!Вам самим же пощады нет.Вылезайте же из-под пологов,Из-под сеток на божий свет.Если хочет сама природа,Чтоб комар на планете жил,Дайте ж средство такого рода,Чтобы «зверь» этот год за годомВроде с пользой бы послужил.Измените вы в нем наследственность,Озарите лучами мглуИ пустите «кусачью» деятельностьПо направленному руслу.Чтоб не смели они касатьсяВсех добрейших людских голов,А кусали бы лишь мерзавцев,Негодяев и подлецов.Вот тогда-то, чего же проще,Все раскрылись бы, как один:Раз ты цел, — значит, ты хороший,Ну а тот, кто искусан в роще,Сразу ясно, что сукин сын.И чтоб стали предельно дорогиЛюдям реки и тишь лесов,Подзаймитесь же, энтомологи,Воспитанием комаров!Пусть с душой комары поютДля хороших людей все лето.А мерзавцев пускай сожрут.Полагаю, друзья, что тутНикаких возражений нету!1973 г.

БУРУНДУЧОК

Блеск любопытства в глазишках чёрных,Стойка, пробежка, тугой прыжок.Мчится к вершине ствола задорноВесёлый и шустрый бурундучок.Бегает так он не для потехи —Трудяга за совесть, а не за страх.В защёчных мешочках, как в двух рюкзачках,Он носит и носит к зиме орехи.А дом под корнями — сплошное чудо:Это и спальня и сундучок.Орехов нередко порой до пудаХранит в нем дотошный бурундучок.Но жадность сжигает людей иныхРаньше, чем им довелось родиться.И люди порою «друзей меньших»Не бьют, а «гуманно» лишь грабят их,Грабёж — это всё-таки не убийство.И, если матёрому браконьеруВстретится норка бурундучка —Разбой совершится навернякаСамою подлою, злою мерой!И разве легко рассказать о том,Каким на закате сидит убитым«Хозяин», что видит вконец разрытымИ в прах разорённым родимый дом.Охотники старые говорят(А старым охотникам как не верить!),Что слезы блестят на мордашке зверя,И это не столько от злой потери,Сколько обида туманит взгляд.Влезет на ветку бурундучок,Теперь его больше ничто не ранит,Ни есть и ни пить он уже не станет,Лишь стихнет, сгорбясь, как старичок.Тоска — будто льдинка: не жжёт, не гложет,Охотники старые говорят,Что так на сучке просидеть он можетПорой до пятнадцати дней подряд.От слабости шею не удержать,Стук сердца едва ощутим и редок…Он голову тихо в скрещенье ветокУстроит и веки смежит опять…Мордашка забавная, полосатаяЛежит на развилке без всяких сил…А жизнь в двух шагах с чабрецом и мятою,Да в горе порою никто не мил…А ветер предгрозья, тугой, колючий,Вдруг резко ударит, тряхнёт сучок,И закачается бурундучок,Повиснув навек меж землёй и тучей…Случалось, сова или хорь встревожит,Он храбро умел себя защитить.А подлость вот чёрную пережитьНе каждое сердце, как видно, может.1975 г.

ДАЧНИКИ

1Брызгая лужами у ворот,Ветер мчит босиком по улице.Пригорок, как выгнувший спину кот,Под солнцем в сонной дремоте щурится.Радость взрослых и детворы!Долой все задачи и все задачники!Да здравствуют лодки, грибы, костры!И вот из города, из жарыС шумом и грохотом едут дачники.Родители любят своих ребятИ, чтобы глаза малышей блестели,Дарят им кошек, птенцов, щенят,Пускай заботятся и растят.Хорошему учатся с колыбели!И тащат щенята с ранней зариС хозяев маленьких одеяла.Весь день раздаётся: — Служи! Замри! —Нет, право же, что там ни говори,А добрых людей на земле немало!

2

Ветер колючий листву сечётИ, по-разбойничьи воя, кружит.Хлопья седые швыряет в лужиИ превращает их в ломкий лёд.Сады, нахохлившись, засыпают,В тучи закутался небосклон.С грохотом дачники уезжают,Машины, простудно сопя, чихаютИ рвутся выбраться на бетон.И слышат только седые тучиДа с крыш галдящее вороньё,Как жалобно воет, скулит, мяучитНа дачах брошенное зверьё.Откуда им, кинутым, нынче знать,Что в час, когда месяц блеснёт в окошке(Должны же ведь дети спокойно спать!),Родители будут бесстыдно лгатьО славной судьбе их щенка иль кошки.Что ж, поиграли — и с глаз долой!Кончилось лето, и кончились чувства.Бездумно меняться вот так душой —Непостижимейшее искусство!А впрочем, «звери» и не поймут,Сердца их все с тою же верой бьются.Они на крылечках сидят и ждутИ верят, глупые, что дождутся…И падает, падает до зари,Как саван, снежное покрывало…Конечно же, что там ни говори,А «добрых» людей на земле немало!1972 г.

МЕДВЕЖОНОК

Беспощадный выстрел был и меткий.Мать осела, зарычав негромко,Боль, верёвки, скрип телеги, клетка…Все как страшный сон для медвежонка…Город суетливый, непонятный,Зоопарк — зелёная тюрьма,Публика снуёт туда-обратно,За оградой высятся дома…Солнца блеск, смеющиеся губы,Возгласы, катанье на лошадке,Сбросить бы свою медвежью шубуИ бежать в тайгу во все лопатки!Вспомнил мать и сладкий мёд пчелы,И заныло сердце медвежонка,Носом,

словно мокрая клеёнка,Он, сопя, обнюхивал углы.Если в клетку из тайги попасть,Как тесна и как противна клетка!Медвежонок грыз стальную сеткуИ до крови расцарапал пасть.Боль, обида — все смешалось в сердце.Он, рыча, корябал доски пола,Бил с размаху лапой в стены, дверцуПод нестройный гул толпы весёлой.Кто-то произнёс: — Глядите в оба!Надо стать подальше, полукругом.Невелик ещё, а сколько злобы!Ишь, какая лютая зверюга!Силищи да ярости в нем сколько,Попадись-ка в лапы — разорвёт! —А «зверюге» надо было толькоС плачем ткнуться матери в живот.1948 г.

ЗАРЯНКА

С вершины громадной сосны спозаранкуУдарил горячий, весёлый свист.То, вскинувши клюв, как трубу горнист,Над спящей тайгою поёт заряика.Зарянкой зовётся она не зря:Как два огонька и зимой, и летомНа лбу и груди у неё заряГорит, не сгорая, багряным цветом.Над чащей, где нежится тишина,Стеклянные трели рассыпав градом,— Вставайте, вставайте! — звенит она. —Прекрасное — вот оно, с вами рядом!В розовой сини — ни бурь, ни туч,Воздух, как радость, хмельной и зыбкий.Взгляните, как первый весёлый лучБьётся в ручье золотою рыбкой.А слева в нарядах своих зелёныхЦветы, осыпанные росой,Застыли, держа на тугих бутонахАлмазно блещущие короныИ чуть смущаясь своей красой!А вон, посмотрите, как свежим утромРечка, всплеснув, как большой налим,Смеётся и бьёт в глаза перламутромТо красным, то синим, то золотым!И тотчас над спящим могучим бором,Как по команде, со всех концовМир отозвался стозвонным хоромПтичьих радостных голосов.Ветер притих у тропы лесной,И кедры, глаза протерев ветвями,Кивнули ласково головами:— Пой же, заряночка! Пей же, пой!Птицы в восторге. Да что там птицы!Старый медведь и ворчун барсук,Волки, олени, хорьки, лисицыСтали, не в силах пошевелиться,И поражённо глядят вокруг.А голос звенит горячо и смело,Зовя к пробужденью, любви, мечте.Даже заря на пенёк присела,Заслушавшись песней о красоте.Небо застыло над головой,Забыты все битвы и перебранки,И только лишь слышится: — Пой же, пой!Пой, удивительная зарянка!Но в час вдохновенного озареньяВ жизни художника и певцаБывает такое порой мгновенье,Такое ярчайшее напряженье,Где сердце сжигается до конца.И вот, как в кипящем водовороте,Где песня и счастье в одно слились,Зарянка вдруг разом на высшей нотеУмолкла. И, точно в крутом полёте,Как маленький факел упала вниз.А лес щебетал и звенел, ликуя,И, может, не помнил уже никтоО сердце, сгоревшем дотла за то,Чтоб миру открыть красоту земную…Сгоревшем… Но разве кому известно,Какая у счастья порой цена?А всё-таки жить и погибнуть с песней —Не многим такая судьба дана!1973 г.

ОРЁЛ

Царём пернатых мир его зовёт.И он как будто это понимает:Всех смелостью и силой поражаетИ выше туч вздымает свой полет.О, сколько раз пыталось вороньё,Усевшись на приличном отдаленье,Бросать с ревнивой ненавистью тениНа гордое орлиное житьё.За что он славу издавна имеет?С чего ему почтение и честь?Ни тайной долголетья не владеет,Ни каркать по-вороньи не умеет,Ни даже просто падали не ест.И пусть он как угодно прозывается,Но если поразмыслить похитрей,То чем он от вороны отличается?Ну разве что крупнее да сильней!И как понять тупому воронью,Что сердце у орла, не зная страха,Сражается до гибели, до прахаС любым врагом в родном своём краю.И разве может походить на нихТот, кто, зенит крылами разрезая,Способен в мире среди всех живыхОдин смотреть на солнце не мигая!1975 г.

БЕНГАЛЬСКИЙ ТИГР

Весь жар отдавая бегу,В залитый солнцем мирПрыжками мчался по снегуГромадный бенгальский тигр.Сзади — пальба, погоня,Шум станционных путей,Сбитая дверь вагона,Паника сторожей…Клыки обнажились грозно,Сужен колючий взгляд.Поздно, слышите, поздно!Не будет пути назад!Жгла память его, как угли,И часто ночами, в плену,Он видел родные джунгли,Аистов и луну.Стада антилоп осторожных,Важных слонов у реки, —И было дышать невозможноОт горечи и тоски!Так месяцы шли и годы.Но вышла оплошность — и вот,Едва почуяв свободу,Он тело метнул вперёд!Промчал полосатой птицейСквозь крики, пальбу и страх.И вот только снег дымитсяДа ветер свистит в ушах!В сердце восторг, не злоба!Сосны, кусты, завал…Проваливаясь в сугробы,Он все бежал, бежал…Бежал, хоть уже по жиламХолодный катил озноб,Все крепче лапы сводило,И все тяжелее былоБрать каждый новый сугроб.Чувствовал: коченеет.А может, назад, где ждут?Там встретят его, согреют,Согреют и вновь запрут…Все дальше следы уходятВ морозную тишину.Видно, смерть на свободеЛучше, чем жизнь в плену?!Следы через все преградыУпрямо идут вперёд.Не ждите его. Не надо.Обратно он не придёт.1965 г.

ЯШКА

Учебно-егерский пункт в Мытищах,В еловой роще, не виден глазу.И всё же долго его не ищут.Едва лишь спросишь — покажут сразу.Ещё бы! Ведь там не тихие пташки,Тут место весёлое, даже слишком.Здесь травят собак на косматого мишкуИ на лису — глазастого Яшку.Их кормят и держат отнюдь не зря,На них тренируют охотничьих псов,Они, как здесь острят егеря,«Учебные шкуры» для их зубов!Ночь для Яшки всего дороже:В сарае тихо, покой и жизнь…Он может вздремнуть, подкрепиться может,Он знает, что ночью не потревожат,А солнце встанет — тогда держись!Егерь лапищей Яшку сгребётИ вынесет на заре из сарая,Туда, где толпа возбуждённо ждётИ рвутся собаки, визжа и лая.Брошенный в нору, Яшка сжимается.Слыша, как рядом, у двух ракит,Лайки, рыча, на медведя кидаются,А он, сопя, от них отбиваетсяИ только цепью своей гремит.И всё же, всё же ему, косолапому,Полегче. Ведь — силища… Отмахнётся…Яшка в глину упёрся лапамиИ весь подобрался: сейчас начнётся.И впрямь: уж галдят, окружая нору,Мужчины и дамы в плащах и шляпах,Дети при мамах, дети при папах,А с ними, лисий учуя запах,Фоксы и таксы — рычащей сворой.Лихие «охотники» и «охотницы»,Ружья-то в руках не державшие даже,О пёсьем дипломе сейчас заботятся,Орут и азартно зонтами машут.Интеллигентные вроде люди!Ну где же облик ваш человечий?— Поставят «четвёрку», — слышатся речи, —Если пёс лису покалечит.— А если задушит, «пятёрка» будет!Двадцать собак и хозяев двадцатьРвутся в азарте и дышат тяжко.И все они, все они — двадцать и двадцатьНа одного небольшого Яшку!Собаки? Собаки не виноваты!Здесь люди… А впрочем, какие люди?!И Яшка стоит, как стоят солдаты,Он знает, пощады не жди. Не будет!Одна за другой вползают собаки,Одна за другой, одна за другой…И Яшка катается с ними в драке,Израненный, вновь встречает атакиИ бьётся отчаянно, как герой!А сверху, через стеклянную крышу, —Десятки пылающих лиц и глаз,Как в Древнем Риме, страстями дышат:— Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!Ну, кажется, все… Доконали вроде!..И тут звенящий мальчиший крик:— Не смейте! Хватит! Назад, уроды! —И хохот: — Видать, сробел ученик!Егерь Яшкину шею потрогал,Смыл кровь… — Вроде дышит ещё — молодец!Предшественник твой протянул немного.Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!День помутневший в овраг сползает,Небо зажглось светляками ночными,Они надо всеми равно сияют,Над добрыми душами и над злыми…Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,Где в старом сарае, при егерском доме,Маленький Яшка спит на соломе,Весь в шрамах от носа и до хвоста.Ночь для Яшки всего дороже:Он может двигаться, есть, дремать,Он знает, что ночью не потревожат,А утро придёт, не прийти не может,Но лучше про утро не вспоминать!Все будет снова — и лай и топот,И деться некуда — стой! Дерись!Пока однажды под свист и гоготНе оборвётся Яшкина жизнь.Сейчас он дремлет, глуша тоску…Он — зверь. А звери не просят пощады…Я знаю: браниться нельзя, не надо,Но тут, хоть режьте меня, не могу!И тем, кто забыл гуманность людей,Кричу я, исполненный острой горечи:— Довольно калечить души детей!Не смейте мучить животных, сволочи!1968 г.