Избранное
Шрифт:
— Вот тут, пожалуй, наклевывается дельце!
И Боорман положил открытку в карман.
Среди писем оказались кое-какие проспекты, их Боорман тоже бросил в корзину.
— Даю вам неделю на то, чтобы вы немного разобрались в моем хламе, а после этого вы будете вместе со мной обходить клиентов, ведь прежде всего вам надо научиться расставлять силки. Существование нашего журнала целиком и полностью зависит от этого умения.
Не успел Боорман выйти за дверь, как зазвонил телефон.
— Это «Универсальное Всемирное Обозрение Финансов» и так далее?
— Да, сударь, — отважно сказал я.
— Говорит Рено. Позовите, пожалуйста, к телефону
Я спросил, не имеет ли он в виду господина Боормана.
— Ну хорошо, в таком случае Боормана.
У него был неприятный голос, какой бывает у людей, которые чересчур богаты или слишком уверены в себе.
Я сказал, что господин Боорман вышел, и спросил, не надо ли ему что-нибудь передать.
— Да-да, конечно, — сказал Рено. — Передайте господину Боорману, что мне не нужны десять тысяч экземпляров его журнала. Все, что он рассказал мне, звучит прекрасно, но после его ухода я еще раз хорошенько все взвесил и решил, что я все-таки не стану их брать. Бланк, который я подписал, будьте добры вернуть мне по почте.
— О! — сказал я. — Значит, бланки вам не нужны. Я хочу сказать, что вам…
— При чем тут бланки? — ворчливо прорвал меня господин Рено. — О бланках и речи нет. Десять тысяч экземпляров «Всемирного Обозрения» всякой всячины… финансов, я полагаю… одним словом, журнал господина Боормана… так вот, онимне не нужны. Стало быть, считайте, что я отменил заказ. Бланки, бланки… Речь идет только об одном бланке, и его я подписал несколько дней назад. Но я сделал это сгоряча. Поскорее пришлите мне его обратно. Ясно?
— Да, сударь, — сказал я. И почувствовал, что от рявканья собеседника мое лицо залилось краской.
— Вот и хорошо, — сказал он и бросил трубку.
Какое-то время я продолжал тупо сидеть на месте, пока от моей головы не отлила кровь, и тогда я почувствовал себя глубоко униженным, оттого что типу, который преспокойно разговаривал со мной наглым тоном, я отвечал только «о» и «да, сударь». Лишь теперь я осознал до конца, в какую тряпку меня превратил мой бородатый период с его десятком тысяч «заверений в совершенном почтении».
После полудня, когда Боорман заглянул в контору, я сказал ему, что звонил Рено по поводу заказанных десяти тысяч экземпляров.
— Он, конечно, не хочет их брать? — сразу же спросил мой патрон.
— Совершенно верно. Они ему не нужны. И не соблаговолите ли вы незамедлительно вернуть бланк заказа по почте?
— Как же, как же! Просто вернуть по почте, — ухмыльнулся Боорман.
Постучав пальцами по столу, он сказал мягко, но в то же время не без строгости:
— Де Маттос, вы должны быть очень осторожны с телефоном. Самое лучшее — вообще не снимать трубку, тогда им скоро надоест звонить. Никто по телефону заказов не делает, и если мне звонят, то всегда лишь для того, чтобы попытаться сорвать уже состоявшуюся сделку. И если вы сняли трубку, а клиент взял кого-нибудь в свидетели, как я сам поступил в ту ночь, когда пытался уладить дело с Кортхалсом… Впрочем, и это еще не трагедия, потому что, в общем-то, это всего лишь равносильно заказному письму, но все же никогда нельзя знать. Я вообще бы предпочел обходиться без телефона, но отсутствие аппарата в редакции «Всемирного Обозрения» насторожило бы клиентов. Отныне возьмите себе за правило: пусть звонят, пока им не надоест. А если когда-нибудь будут нарекания, всю вину мы свалим на барышень из центральной. «Ах, мсье, эта центральная — это же наш бич!» А тем временем мы выигрываем еще несколько дней, понятно?
— Послушайте, — уже прощаясь, сказал Боорман, — все эти штуки незачем учить наизусть! — Он видел, что я подобрал и разложил по порядку последние номера журнала. — Вы лишь полистайте их немного, пока не поймете, что это простейшее дело, проще пареной репы… И остерегайтесь телефона!
Все послеобеденное время я посвятил чтению «Всемирного Обозрения», каждый номер которого насчитывал тридцать две страницы и содержал две-три статьи, посвященные определенным фирмам или учреждениям, как, например, фабрики, пансионы, клиники, транспортные предприятия и так далее. Большинство статей было богато иллюстрировано многочисленными фотографиями — некоторые из них занимали целый разворот.
На другое утро я продолжал читать журнал. Я заметил, что статьи удивительно похожи одна на другую — в особенности когда речь шла о схожих предметах. В номере четвертом за прошлый год было помещено описание пансионата монашеского ордена «Сестры святой Марии», и когда я прочел: «Юная девушка — это глина, которой добродетельные и умелые руки должны придать совершенную форму», мне показалось, что накануне я уже несколько раз читал то же самое. Я снова раскрыл номер третий и нашел там статью о пансионате «Сестры св. сердца Марии», где говорилось: «Юная девушка — это глина, которой умелые и добродетельные руки могут придать совершенную форму». Еще немного порывшись в подшивке, я обнаружил в номере первом, который вышел всего лишь месяцем раньше, описание аналогичного заведения — на этот раз «Святых сестер Сен-Венсана де Поль», — где говорилось, что «добродетельные и умелые руки могут придать юной девушке, будущей женщине, совершенную форму». Затем я положил рядом номера первый, второй и четвертый за текущий год — чтобы легче было сопоставлять текста — и прочитал в статье о «Сестрах святой Марии»: «Это воспитание вооружает юную девушку не только верой, склоняющей ее к добру, но также и разнообразными знаниями, практическим умом, полезными навыками и здравым смыслом — всем том, чего так настоятельно требует ее будущее общественное положение».
В статье о «Сестрах св. сердца Марии» говорилось:
«Это воспитание вооружает юную девушку не только добротой, склоняющей ее к религии, но также и практическим умом, многообразными навыками, знаниями и здравым смыслом — всем тем, что так настоятельно необходимо для ее будущего общественного положения».
Тогда как в статье о «Сестрах Сен-Венсана де Поль» было сказано:
«Эти вера вооружает юную девушку культурой чувств, склоняющей ее к добру, разнообразными знаниями, здравым смыслом, необходимыми навыками и умом — всем тем, чего так настоятельно требует ее будущее общественное положение».
Я и в самом деле не знал, какому из этих трех текстов следует отдать предпочтение, и все еще пребывал в восхищении от изобретательности Боормана, когда в статье о «Сестрах святой Марии» я нашел следующее:
«Юная девушка, воспитанная в христианском духе, освящает домашний очаг, куда она приносит испытанные добродетели — достоинство, кротость и нежность».
В статье о «Сестрах св. сердца Марии» я прочел:
«Юная девушка, получившая истинно христианское воспитание, освящает домашний очаг, куда она приносит с собой испытанные добродетели — кротость, нежность и незыблемое достоинство».