Избранное
Шрифт:
Макс. Мы говорим. Мы только и делаем, что говорим.
Кило. Но разговоры-то все пустые. Или вы меня дурачите, или нарочно говорите загадками, вроде тех старух, которые играют в карты в кафе: «Бубны люди умны», «Ни козырей, ни мастей, нечем масти убить».
Малу. Кило…
Макс. Придержи язык. (Макс подходит к Бобеку, встряхивает его.) Va-t-en, Minne ne vient pas [249] .
Бобек. Non?
Макс (подталкивает сонного Бобека к двери и, подойдя к Кило, говорит тихо). Так же как Жан-Мари — всего лишь
249
Убирайся, Минне не придет (франц.).
Кило. Что верно, то верно. Стоит тебе появиться поблизости, как женщины меня бросают.
Макс. Вот именно. Я забочусь о тебе, стараюсь открыть тебе глаза, если ты сам не замечаешь, как играют тобой эти хищные кошки.
Кило. Как только ты появляешься рядом со мной, а появляешься ты непременно, выясняется, что меня обманывают. Так бывало и раньше. Я бегал за Жанной из Поместья, и она была не против, даже собиралась за меня замуж, и тут являешься ты, открываешь пасть — и фонтаном полились разоблачения, словно пиво из бутылки.
Макс. Потому что ты всегда нарываешься на женщин определенного сорта.
Кило. Малу совсем не такого сорта, как Жанна из Поместья!
Макс. Думаешь? А ты спроси у нее самой. Ну, спроси! Чего же ты ждешь?
Кило. Ну, это уж чересчур! Пусть она мне наврала про слюнявого молокососа, который будто бы был ее возлюбленным, пусть у нее был другой мужчина, про которого она не хочет говорить, но ведь это не означает, что она такая же проститутка, как Жанна из Поместья, которая штукатурилась почем зря и которая спала со всеми деревенскими мужиками в округе. Может, это шутка? Ну скажи, Малу? Это вы с Максом просто придумали, чтобы припереть меня к стенке и выставить на угощение в кафе — в честь окончания сезона, просто прощальный розыгрыш, чтобы посмеяться надо мной на отвальном вечере? Я-то в отличие от вас не умею смеяться над такими вещами. Я уже не в том возрасте…
Макс. Ну, мы не в кафе, а до отвального вечера еще далеко. И к тому же мы вовсе не шутим, посмотри, разве я смеюсь, разве Малу смеется?
Кило. Малу! Ну скажи же что-нибудь. Что бы ты сейчас ни сказала, я тебе поверю.
Раздается гудок.
В прошлом году ты любила одного человека, он упал в известковую печь, и после этого ты точно с цепи сорвалась, пустилась во все тяжкие, такое иногда случается с девушками, а потом ты заболела. Так ты мне рассказывала. А теперь вот он… говорит такие вещи…
Макс. Ах ты, большой ребенок, веришь только тому, что говорится вслух; но есть и нечто тайное, такое, к чему страшно прикоснуться, и ты знаешь об этом, ведь оно — на дне твоего сознания, прислушайся к тайному голосу, или, может, ты не хочешь слышать его?
Кило. Да, я слепец. Но то, что ты сказала мне, Малу, все-таки может оказаться правдой. Может, несмотря ни на что. Пусть я дурак и слепец, но я верю, что это может оказаться правдой и ее можно пощупать, взять в руки и сжать, как ком свекловицы. Ну скажи же что-нибудь. (С горячностью.) Все врут мне!
Макс. И ты тоже врешь. Ты избегал меня, проводил все время с этой девкой, ластился к ней, как глупый марципанный поросенок, лежал с ней на соломе, я же видел это собственными глазами, когда вошел сюда. И ты все время обманывал меня, когда я спрашивал, как прошел день, что ты делал, ты ведь ни словечком не обмолвился про это. Послушай, я не могу тебя обманывать, сроду не обманывал тебя. Я не хочу, чтобы и ты стал ее жертвой. В прошлом году эта тощая сучка спала со мной. Тот мужчина, которого она не решилась тебе назвать, был я.
Кило (тихо). Я так и думал.
Малу. Да, да, это правда! Макс, прекрати!
Макс. Но я был у нее не единственный. В прошлом году, в то же самое время, у нее были и другие.
Кило. Как же это?
Макс. Каким образом я зарабатываю деньги, Кило? Ведь не тем, что вкалываю на заводе и по мелочи ворую сахар, как вы все?
Кило (произносит тихо, как затверженный урок). Так, значит, она работала на тебя, как и те женщины из деревни.
Малу. Но мне нужны были деньги!
Макс. Ты продавалась за шестьсот франков, за пятьсот франков, за шаль!
Малу (с истерическим упрямством). Но мне нужна была эта шаль!
Макс. Ты слышишь?
Кило. Я знал это. Когда она мне шептала: «Никто, никто, кроме тебя, Кило», я все знал, но не хотел прислушиваться к тому тайному голосу, который подсказывал мне: «Тут что-то не так. Она слишком молода, слишком красива для этой деревенской глуши, для этого сахарного завода. Красивые женщины живут в городах, в меблированных комнатах, или у них богатые мужья. Не может такая вот Малу быть бродяжкой и достаться мне. Разве такая может кинуться ко мне в лапы, точно дешевая проститутка?» А оказывается, она и есть самая настоящая дешевая проститутка!
Макс. Не такая уж дешевая. Обычная цена, Кило, от пятисот до двух тысяч франков.
Кило. Кочегар зарабатывает столько за два дня.
Макс. Случалось, кочегары отдавали ей и недельный заработок. Ее знают во всей округе. Спроси у Флорана, у Тощего Мореля, у Корнеела, у Петра, возчика на воловьей упряжке.
Малу (кричит). А еще спроси обо мне у него, у Макса! Постоянно, беспрерывно, неделю за неделей, весь сезон был еще Макс, он не оставлял меня ни на день и получал с меня деньги весь год, а потом сбежал с ними. (Плачет.) Я не смела, я не могла рассказать тебе об этом, Кило. Да, у меня просто не поворачивался язык. Вот я и плела тебе небылицы о каком-то Жане-Мари, мне пришлось всех этих парней соединить в одно целое, в мальчика Жана-Мари по прозвищу Слюнявый, и взвалить на него вину за все. Понимаешь?
Кило. Но ты же знала, что это рано или поздно выйдет наружу, дуреха!
Малу. Макс обещал молчать.
Кило. Но если бы ты поехала со мной в Эвергем, мне обо всем рассказали бы другие фламандцы, они ведь тоже все знали — и братья Минне, и Ягер, и остальные, они ведь все платили тебе.
Макс. Так, значит, она собиралась с тобой в Эвергем!
Малу. Да.
Макс смеется.
Ну, теперь ты знаешь все, Кило. Я стою перед тобой словно нагая, и как ты скажешь, так и будет.