Избранное
Шрифт:
Иван Иванович поднял немца и бросил в пропасть, другому размозжил прикладом карабина голову.
Смяли цепь, смешали с грязью, на ходу хватали немецкие автоматы, стреляли в упор и выскочили на Коушанский, хребет. Тут увидели комиссара и трех партизан.
– Где тыл?
– спросил Македонский.
– В Камышлах.
Сноп автоматного огня. А каменные осколки со свистом носятся, скошенные пулями. Македонский увидел немца, выстрелил.
– Миша, вправо!
– кричит комиссар.
Пуля, обжигая щеку,
Сбоку хлестнули короткой пулеметной очередью. Иван Иванович сиганул вниз, а за ним Бережной. Они задушили расчет.
Сизовские фланги начали приближаться: по стрельбе заметно.
Неожиданно немцы исчезли. Нет их, и все!
Сидельников прибежал с тропы:
– Идет драп, Михаил Петрович!
Каратели покидают Большой лес, воют моторы на дорогах.
Эх, Семенов, Семенов! Отчаянная твоя голова. Прощаются всем отрядом. Братская могила.
Первый лесной бой, первый урок, дорогой урок: десять партизан убито.
5
Была причина для радости - как-никак, а бой в лесу выиграли. Но порадоваться не пришлось. Утром новость - как удар: сбежал помначштаба отряда!
Он почти всегда находился под рукой Сизова, во время боя был рядом и вот будто испарился.
Ничем не примечательная личность, только и знал: «Так точно!»
Может, ранили человека или еще что-нибудь приключилось с ним? Да нет же, еще перед рассветом видел его Иван Иванович.
Обыскали на версту вокруг - никакого следа.
Македонский спросил у комиссара:
– Что думаешь, а?
– Может, струсил?
– Это полбеды.
– Нам оставаться здесь нельзя!
Сизов категорически против того, чтобы напрасно подозревать человека.
– Я с ним четверть века рядом жил. Порядочный человек!
Как- то незаметно, но верно вся разведывательная служба отряда сосредоточивалась в руках Михаила Самойленко. Его спокойствие в бою и беспокойство перед боем и определяло положение в отряде. Только лагерем стали, а Самойленко сейчас же руководству: того послать туда, другого сюда, взять под наблюдение то-то и то-то. И что главное: целился точно.
И вот сейчас Михаил Федорович шепчет Македонскому (вообще Самойленко любит говорить тихо):
– На Мулгу советую.
– А что там?
– Там нас не ждут.
Десять километров марша, но необычного, тайного. Пройти так, чтобы и кустик какой не шевельнулся.
Раздали продукты, патроны, гранаты, предупредили: шагать на цыпочках, дышать так, чтобы и самому не слыхать собственного дыхания.
Тяжелы за яйлой ноябрьские ветры - влажные, знобящие. Крупный дождь косо сечет тропы.
Шли всю ночь. Впереди маячила лесистая Мулга - заветная точка. Отсюда, правда, рукой подать в долину, где села с гарнизонами,
Рассвет застал у подножья. Здесь место полуоткрытое, и земля схвачена первым морозцем.
Приткнулись спина к спине и затихли в чащобе, обставленной высокими соснами.
Первым это принес Сидельников. Он приближался к Македонскому, и по его глазам можно было понять: беду несет!
– Немцы!
– сказал сдержанно, а будто в упор бабахнул.
Македонский раздвинул ветки: на просеке, что пересекала ущелье, отделявшее отряд от Мулги, промелькнули солдаты.
Через полчаса стало ясно: каратели ждут отряд!
Вспомнили: вчера ночью в штабе была высказана мысль, что можно пересидеть опасное время на Мулге, а потом снова вернуться в Большой лес. И еще вспомнили: Досмамбетов догадывался о разведке Самойленко.
Безбожное невезение: многие убиты, не меньше раненых, потеряны базы. И самое страшное - предательство.
В командире отряда Константине Николаевиче Сизове вдруг проявилась та решительность, которой не было в прошлые дни, словно сейчас только по-настоящему понял, что именно он, а никто другой, командует отрядом.
– Самойленко! Ко мне!
– Голос у Сизова твердый, будто только прорезался.
– Обшарь правый фланг! Даю двадцать минут.
Иван Иванович летел на левый, Сидельников и Бережной пересекли ущелье и выползли на скат горы.
Сизовскую волю вдруг почувствовали все. Он только глаза поднял, а Македонский тут как тут.
– Решаю так: ты, Миша, идешь на правый фланг и. ждешь до той поры, пока фрицы бок под твои автоматы подставят! Я за час обойду Мулгу с тыла и нанесу первый удар, подгоню немца под пулеметы Коваленко и Глушко…
После войны я был на том месте, откуда Сизов смотрел на Мулгу, где выложил свой план молниеносного боя. Надо сказать - план отличный! Бюро Бахчисарайского райкома партии, видать, хорошо знало, кому доверить отряд. Жаль, что Константин Николаевич Сизов не успел развернуть свой талант.
Немцы укрепляли на уступе Мулги минометы, громко стучали топорами, кто-то играл на кларнете, но далеко-далеко. Видно по всему: они не догадывались о том, что отряд, которого ждут, у них под ногами в буквальном смысле слова.
Сизов отобрал сорок партизан и налегке - даже без вещевых мешков - двинул в обход. Он простился с Черным, Македонским.
Они обнялись, здоровые, плечистые - Сизов и Македонский.
– Смотри, Миша!
– последние сизовские слова.
За станковыми пулеметами два командира Красной Армии: капитан Коваленко и лейтенант Глушко. Они из Семеновской группы, упрямые хлопцы. Такую позицию выберут, как на ученье, и с нее не уйдут, пока не прикажут.
Чуть поодаль рассыпался в шахматном порядке взвод под началом Андрея Бережного.