Избранное
Шрифт:
Обращаясь к душе деревьев, воплотившейся в вишне, Исана воззвал к ней: как проста подстроенная ими ловушка, проста до глупости. Даже если их товарищ в самом деле болен, они, несомненно, использовали эту болезнь как предлог. Он это чувствовал интуитивно. Иначе зачем бы им прибегать к столь сложной процедуре? И все это ради того, чтобы попросить его приютить на время какого-то больного, который может доставить много хлопот, если о нем донесут в полицию? Причем, когда им пришлось вынуждать его к этому, они не остановились ни перед чем, прибегли даже к прямой угрозе. Обдумав все это, Исана пришел к заключению, что у него лишь один выход — подчиниться,
Исана повернулся к Дзину. Тот, откинув голову на спинку стула, спокойно спал.· Операция, перенесенная Дзином вскоре после рождения, состояла в том, что вместо недостающей кости в черепную коробку ему была вшита круглая пластмассовая пластинка. Это место осталось, разумеется, незаросшим, а прикосновение к шву, видимо, вызывало у ребенка неприятное ощущение. Поэтому даже во сне он держал голову так, чтобы по касаться швом твердого предмета.
— Хорошо, я все понял, возьму вашего больного, — сказал Исана.
Юноша, точно преодолевая нерешительность, некоторое время молчал. Потом, видимо, счел, что последнее слово должно остаться за ним, и громко сказал:
— Мы привезем больного, как только стемнеет.
Он прошел мимо Исана и пружинистой походкой баскетболиста начал спускаться в заболоченную низину, где ковер молодой травы еще не превратился в буйные заросли. Исана не стал следить, куда он направился, пройдя низину: прямо ли к полуразвалившейся киностудии, то ли в обход ее, или к своему тайнику, находящемуся где-то в другом месте. Так он впервые продемонстрировал им, что не имеет ни малейшего желания шпионить. Исана взял на руки завернутого в одеяло Дзина. Вечерело, высоко в небе, обложенном тучами, напоминающими брюшки устриц, кружили черные птицы. Но крики их не долетали сюда, и поэтому птицы казались носившимися по небу обрывками бумаги.
Подросток, стоявший у входа в убежище, и подростки, выстроившиеся по обеим сторонам дороги, огибавшей возвышенность и взбиравшейся вверх по косогору, исчезли. Вслед за предводителем отправились в свой тайник. И лишь девчонка осталась у вишни, опершись рукой о ее черный, израненный ствол. Не заговаривая с ней, Исана направился в дом, но почувствовал, что девушка пошла за ним вслед, и услышал удары по земле какого-то твердого предмета. Обернувшись, он увидел, что она с серьезным видом следует за ним и несет в каждой руке по стулу, прижимая их локтями к бокам. Девушка энергично ступала босыми ногами, широко разводя носки, всем своим видом являя то ли безразличие, то ли отчаяние. У входа в дом Исана остановился, дожидаясь, пока подойдет девушка. Теперь, в быстро сгущающихся сумерках, ее переносица казалась совсем впалой, но крылья носа и губы, напоминающие кожуру апельсина, обозначились еще резче. В ее горящих глазах, казалось, собрались крупинки янтаря, сверкающие на фоне закатного неба. Только подойдя вплотную к Исана, она наконец пристально, не мигая, посмотрела на него. Он тоже заглянул в ее влажные, точно залитые густым сиропом глаза.
— Пить хочу, — медленно шевельнулись губы девушки. — Зайди в дом, там кран и чашка, — ответил Исана. Однако девушка, поставив принесенные стулья в прихожей, открыла кран на трубе, выведенной из стены у самой земли, спустила грязную, застоявшуюся воду и, сложив ладони корытцем, попила. Потом стала мыть ноги, потирая их одна о другую. Ее бедра, даже в неустойчивом положении сохранявшие силу, показались Исана налитыми упругой мощью. В глубоком разрезе темно-коричневой кожаной куртки он увидел грудь, тоже оставляющую впечатление силы, с двумя удлиненными круглыми цилиндриками. Обернувшись и встретившись взглядом с Исана, девушка не смутилась и на цыпочках вошла в прихожую первой. Уложив Дзина на диван, Исана увидел,
Исана решил, что они с Дзином устроятся спать на первом этаже, а спальню на третьем освободят. Комната на втором этаже, которая служила кладовой и одновременно библиотекой, заглушит шум от чужих людей, которые поселятся на третьем. Исана поднялся на верхний этаж и начал перетаскивать вниз кровать Дзина, магнитофон и коробку с магнитофонными лентами, словари, книги. В пустой комнате, теперь безобразно непропорциональной, с единственной оставшейся кроватью чернели окна-бойницы. Из них открывался вид на утонувшую в сумерках черную низину, и на всем протяжении от полуразвалившейся киностудии до его убежища не было заметно никакого движения.
Когда Исана перенес все вниз и с одеялами в руках вошел в комнату, девушка, сидевшая рядом с Дзином, все еще неотрывно смотрела на спящего ребенка. Сидела неподвижно, в той же самой позе, что и раньше. Сидела, не обратив никакого внимания на вошедшего Исана. Глаза девушки в темноте, в которой даже трудно было различить белки, казались спокойными, как тихая вода, обводящая верхнюю губу линия чуть поблескивала, как белая нитка, она выглядела совершенным ребенком, и тут замершему с одеялами в руках Исана открылся весь ужас откровенно циничных слов, которыми вчера эта девушка пыталась завлечь его. Похоже, девушка уловила, какое впечатление произвела на Исана, она обернулась к нему, снова возвратив силу своим горящим глазам. И не только глазам — каждый мускул ее тела напрягся, как у готового к прыжку дикого зверя.
— Ты почему света не зажигаешь? — спросил Исана таким тоном, будто отбивался от набросившегося на него противника.
— Нет, скажите лучше вы, почему грохочете, а света не зажигаете? — парировала девушка.
Исана нажал на кнопку выключателя, и девушка стала разглядывать лицо Дзина уже при свете. Возможно, она снова приняла эту позу в целях самообороны, не желая встречаться взглядом с Исана. Профиль девушки по сравнению с горящим фасом выглядел спокойно, как вырезанный силуэт, в нем обнаруживался даже, пожалуй, интеллект — это было совершенно новое впечатление. Ощущение было точно во сне, когда пытаешься схватить ускользающий предмет. Переносица, анфас казавшаяся впалой, в профиль мягко изгибалась, плавно переходя в лоб. Глаза, прежде злые, теперь задумчиво смотрели на Дзина.
— Тебе приказали не спускать глаз с моего сына, чтобы я не передумал? Он у вас вроде заложника? — спросил Исана.
— Мне этого никто не говорил. Красивый мальчик, вот я и смотрю на него, — сказала девушка.
Она снова пристально уставилась на Дзина, и Исана захотелось поскорее прекратить это. Захотелось потому, что за последние несколько лет, просыпаясь, Дзин так близко перед собой не видел другого лица, кроме лица Исана, а судя по тому, что укутанный в одеяло ребенок начал шевелиться, он должен вот-вот проснуться. Но Дзин открыл глаза сразу, как только Исана заговорил. И теперь беззвучно смеялся, будто еще во сне видел эту девушку и улыбался ей.
— Как он хорошо смеется, — сказала девушка. — Хорошо, и совсем не похож на слабоумного. Слабоумный — смеется он или злится — всегда хмурится, точно у него горе…
— Ты, я вижу, все знаешь о слабоумных, — сказал Исана. — Заладила: слабоумный, слабоумный, тебе что, приходится общаться со слабоумными?
— У меня брат был дефективный, — бесстрастно сказала девушка.
С улицы донесся резкий свист. Через некоторое время он повторился снова, неожиданно перейдя в трель. Для Дзина это был голос птицы.