Избранное
Шрифт:
— Я в самом деле забыл об этих фотографиях. И, увидев их, поразился больше, чем все присутствующие здесь. Возможно, из-за того, что стал сжиматься, я совсем забыл, что, кроме меня, существуют дети, которые тоже сжимаются. Но что это означает? Что означает тот факт, что я забыл о тех детях, хотя и был уверен в том, что и после меня среди людей беспрерывно будут появляться Короткие?.. Что означает этот факт?..
Короткий тяжело вздохнул и из-под его вспухших, посиневших век показались прозрачные слезы.
— Но все равно я, Короткий, виновен. Казните меня, — воззвал он плачущим голосом.
Атмосфера
— А болезнь детей, которых вы фотографировали, не инфекционная? Может быть, вы заразились, когда фотографировали их?
— Разве такая болезнь может быть инфекционной? — возмутился Доктор. — Чего ты мелешь? Из-за таких дураков, как ты, и рождается дискриминация. Тупица.
— Что, что, дискриминация? — спросил бывший солдат недоуменно, но Доктор пропустил его вопрос мимо ушей.
Подростки не питали особой симпатии к бывшему солдату, но насмехаться над ним не стали. Они, точно утратив дар речи, впились глазами в стоявшего на возвышении Короткого. Наконец Красномордый нарушил гробовое молчание, повисшее в комнате:
— Короткий с самого начала признался в том, что виновен, и требует, чтобы его казнили. Мне кажется, он жаждет совершить самоубийство, — сказал он решительно, впервые дав возможность окружающим понять, почему он вместе с Тамакити представляет обвинение. — Но не хочет ли Короткий использовать нас как орудие самоубийства? Короткий ведь извращенный тип. Может, ему приятно, чтобы его казнили молодые ребята, — именно так он хочет совершить самоубийство? Потому что тот, кто казнит Короткого, окажется навеки связанным с ним. А загребут за убийство в полицию или нет, на это ему наплевать…
Красномордый умолк, покраснев сильнее, чем обычно. Откашлявшись, он продолжал свою обвинительную речь.
— Короткий, — извращенный тип, он мечтает о самоубийстве, но только от рук подростков. Он и ко мне приставал, предлагал всякое, а потом прощения просил, плакал. Было это? Вот теперь и канючит: я виновен, казните меня!
Красномордый совсем побагровел и умолк, а подростки по-прежнему хранили молчание, но это было молчание, готовое взорваться в любую минуту. Тамакити, считая слова Красномордого свидетельским показанием, которое он будто бы сам вытянул из него, с победоносным видом посматривал на Короткого, Такаки и Исана.
— Ну так как? — воскликнул он возбужденно. — К кому еще приставал Короткий? Признавайтесь. Поднимите руку. Красномордый же набрался смелости!
Короткий, у которого вспухшая голова, казалось, росла прямо из плеч, широко раскрыв глаза, жалобно рыскал взглядом по комнате. Бой и еще двое подростков подняли руки.
— И ты, Бой? И вы тоже? Ох и сволочь — воскликнул Тамакити, в голосе которого, скорее, звучала радость. — Вот это да! Бой, и вы оба тоже, поднимитесь сюда. Вы имеете полное право прямо сейчас учинить Короткому допрос!
Опустив голову, точно внимательно изучая винтовку, которую он держал в руках, Бой поднялся на возвышение и встал рядом с Тамакити. Тамакити, взглядом подгоняя двух других мальчишек, подождал, пока они, отводя глаза друг от
— Что же ты, Коротышка? Проник, значит, в Союз свободных мореплавателей с двумя целями: сфотографировать нас, чтобы продать снимки еженедельнику, и еще совратить мальчиков. Все твои действия были заранее спланированы. Делая фотографии сжимающихся детей, ты решил из себя изобразить человека, тело которого сжимается. То же самое, наверно, и с твоими извращенными наклонностями? Нафотографировался, наверно?
Короткий слушал, опустив вспухшее, в кровоподтеках лицо, на котором выступили капельки пота. Как только Тамакити умолк, рассчитывая, что его издевательства приведут к взрыву негодования, он заявил:
— Называя меня извращенным типом, ты хочешь меня оскорбить. Как будто ты не видишь, что властвует сегодня в мире? Может быть, ты просто боишься притягательной силы того, что называешь извращением?
Не раздумывая, Тамакити ударил Короткого по лицу. Тот покачнулся, но удержался на ногах и выпрямился. Он нисколько не боялся Тамакити. Снова пошел в наступление Красномордый.
— Ты, Короткий, называешь это сопротивлением меньшинства и намекаешь, что противопоставлял себя тем, кто обладает в этом мире властью и силой. Верно ли это? — спросил Красномордый серьезно. — Так просил, так умолял, помнишь? Ты даже пытался вызвать сочувствие тем, что сжимаешься, — сказал Красномордый, побагровев от возмущения. — Мне, во всяком случае, ты говорил: давай противопоставим себя тем, кто обладает в этом мире властью и силой. Тамакити подхватил:
— Короткий, Коротышка, — начал он насмешливо, — ты и остальным мальчишкам пел то же самое?
— Ну и что? — Короткий не потерял присутствия духа. — Умолять — умолял! Я хотел выработать в вас способность к психологическому протесту! Помнишь, Бой, ты все допытывался, когда же я сожмусь настолько, что умру? И не сам ли просил меня об этом?
Короткий буквально впился сощуренными глазами в Боя. Точно притягиваемый магнитом, Бой приблизился к нему.
— Совести у тебя нет, — закричал он и ударил Короткого. Короткий стукнулся головой о деревянную панель и, скорчившись, сполз вниз — из его разбитых губ лилась кровь. Бой, у которого от стыда и негодования глаза налились кровью, замахнулся ногой, но Тамакити удержал его.
— Постой, Бой. Мы ему еще врежем. Врежем как следует, чтобы допрос пошел лучше, — сказал он. — Нам мало, Коротышка, что ты признал себя виновным, нам нужно, чтобы ты раскаялся.
Ноги не слушались Короткого, колени дрожали, но он все же поднялся сам, отказавшись от руки, протянутой Тамакити. Тамакити сощурил глаза.
— Я потребовал раскаяния, а Коротышка ничего не ответил, ну что ж, врежьте ему, но так, чтоб сознания не потерял, — сказал он Бою и двум другим подросткам, а сам выпачканной в крови ладонью наотмашь ударил Короткого по лицу. — Пока не ответишь, я хоть сто раз буду требовать от тебя раскаяния и бить. Врежьте ему, ребята, по тридцать три раза. Сотый — врежет Красномордый. …Кайся, Коротышка: я проник в Союз свободных мореплавателей с целью продать еженедельнику фотографии и заработать, проник с целью совратить молодых ребят. Вот какой я.