Избранное
Шрифт:
– О, нет! Мы были вполне довольны друг другом,- очень серьезно ответила Исабель, старательно выговаривая английские слова.
– Ну, тогда припишите это прозорливости старшего стюарда. Don't know what's becoming oн these ships. Rotten service nowadays. Boy! [77] Хотите немного вина? Нет? То же, что и для сеньоры, и полбутылки «шато-икем».
Он снова улыбнулся Исабели. Она потупилась и быстро проглотила семгу.
– Suppose we ought to be properly introduced. Pity you didn't show ьp at the Captain's gala the other night [78] .
– Я только вчера села на пароход. В Акапулько.
– А-а! Так вы латиноамериканка?
– Да, я из Мехико.
– Гаррисон Битл. Филадельфия.
– Исабель Вальес. Собственный дом на Гамбургской улице, 211. Сеньорита Исабель Вальес.
–
Исабель улыбнулась и во второй раз за день стала рассказывать о себе. С соседнего стола, где сидели четверо, протянулась в их сторону толстая морщинистая рука и поиграла пальцами по воздуху. Исабель снова улыбнулась, вспыхнула от смущения и стала торопливо рассказывать о том, что она целых пятнадцать лет подряд отдает все свои силы этому магазину, что тетя Аделаида убедила ее наконец поехать отдохнуть и что она уже скучает по boutique - если бы вы видели! Все кругом белое и золотое!
– и что ей самой странно, как все эти немудреные заботы по магазину - счета, заказы, разговоры с покупателями, которым она предлагала, а главное, продавала разные сумочки, косынки, заколки, бусы, косметику, дорогие безделушки,- могли заполнить ее жизнь, могли стать для нее чем-то совершенно необходимым. Может, она так сильно привязалась к своему магазинчику оттого, что после смерти мамы и отца - Исабель еще больше потупилась - друзья семьи посоветовали вложить в него все деньги, ну, вернее, те небольшие деньги, что она получила в наследство.
Мистер Гаррисон Битл, освещенный золотыми лучами солнца, слушал ее, подперев голову ладонью, и глаза его туманила дымка тончайшей вуали от фирмы «Benson and Hedges».
Английский пароход «Родезия», верный заповеди, которая приписывает победу при Ватерлоо усиленным тренировкам в спортивных лагерях Итона, напоминал ристалище разного рода соревнований; все власти «Родезии» - этого Плавучего Учреждения - словно бы вступили в сговор, чтобы с помощью своих ревностных служащих (администраторов, распорядителей игр, длинноногих сеньорит в белой форме, моряков в широких брюках и полосатых тельняшках и прочих и прочих лиц, более или менее далеких от мысли, что они пародируют героев оперетт Салливана и Джильбера) доказать действенную силу британской традиции «fair play» [80] , и не только доказать, но и, используя опыт крестовых походов, навязать ее за короткий срок, означенный провидением, всем чужеземцам, которым наконец посчастливилось вступить в контакт с самим Альбионом. Только понимание тех особенностей британского характера, что уже стали общеизвестными, дало бы возможность описать спортивную лихорадку, царившую на палубах «Родезии»; но даже при самом непредвзятом отношении к действиям экипажа возник бы вопрос: был ли среди служащих и пассажиров хоть один человек, который бы не сознавал и, еще хуже, не гордился бы, что является олицетворением того самого поведения и тех поступков, в бессмысленной борьбе с которыми было сломано столько сатирических копий. И все же здесь есть один секрет! Англичанин охотно придумывает поверхностную карикатуру на самого себя и выдает ее публике за чистую правду, а сам, укрывшись за ее примелькавшимися внешними приметами, живет своей отгороженной от чужого глаза жизнью, разнообразной и нередко эксцентричной!
– Поднимемся, сыграем в крокет!
– скажет к вечеру мистер Гаррисон Битл, одетый по этому торжественному случаю в белые брюки из тонкого сукна и спортивную рубашку, отороченную темно-зеленым кантом.
– Посмотрим на заплыв детей?
– скажет на утро мистер Гаррисон Битл, ослепительный в своей белой махровой рубашке.
– Вы никогда не видели, как танцуют скотч-рил?
– спросит позже мистер Гаррисон Битл - в синей куртке с гербом «Тринити-колледж», вышитым на груди,- входя в салон для танцев.
– Сегодня первый тур чемпионата настольного тенниса!
– объявит на следующее утро мистер Гаррисон Битл - в рубашке для поло и шортах, открывающих ноги, поросшие золотистым пушком.
– Вечером на lounge [81] будут бега. Лично я поставил на Оливера Твиста и решительно требую, чтобы вы в знак солидарности сделали то же самое,- смокинг с матовыми отворотами и лаковые ботинки.
Исабель, не слишком утруждая свой ум, решила, что коль скоро ей довелось оказаться на борту парохода, идущего под флагом «Union Jack» [82] , ее прямой долг - присутствовать на всех соревнованиях, даже если она и не принимает в них никакого участия. Одетая в свою любимую плиссированную юбку с блузкой или свитером пастельных тонов, в туфлях на низком каблуке (единственная вольность, которую она себе позволила на время отдыха), Исабель, поигрывая жемчужным ожерельем, обошла в обществе сеньора Битла все палубы «Родезии», поднялась и спустилась по всем ее лестницам, посидела на всех скамейках, присутствовала на всех предобеденных партиях крокета, приобрела легкий неврит, неловко вытянув шею во время соревнований по теннису, и однажды во весь голос закричала «браво!» команде взмыленных туристов, силившихся отнять веревку у команды экипажа, которая нарушила правила, зайдя за белую черту, проведенную мелом на полу.
– Chin up! [83]
– Knuckle down! [84]
– Character will carry the day! [85]
– Shame! Measure those twenty-two yards between wickets again! [86]
– Mr. Beatle plays bowler for the Sherwood Forest Greans! [87]
– Come now, Miss Valles, hold your pariner by the waist and keep your left arm up! Good sport! [88]
– Good sport! [89] - шепнул ей на ухо мистер Гаррисон Битл, прижав ее к груди, когда закончился вечер шотландского танца и когда осталось лишь полчаса до напала прослушивания стереофонических пластинок, которое всегда проводилось в том же танцевальном салоне.
Исабель не покраснела. Она поднесла руку к щеке, словно хотела сохранить дыхание мистера Гаррисона, который показывал в улыбке свои безупречные зубы и просматривал программу концерта: увертюры Массне, Верди и Россини.
– Выпьем чаю перед концертом?
– предложил сияющий молодостью американец.
Исабель согласилась.
– В вас много от англичанина… ну, как это сказать… для американца,- прошептала она в тот момент, когда Гаррисон аккуратно положил печенье на блюдечко.
– Philadelphia. Main Lain. Scranton 64 [90] ,- улыбнулся Гаррисон, вставая в очередь за чаем.
Он лукаво посмотрел на Исабель. Ему давно уже было ясно, что сеньорита не понимает ни одного из его намеков.
– Большую часть своего детства я провел с родителями в Лондоне. Видел самого Гилгуда в «Гамлете», Эдуарда, отрекшегося от престола, Чемберлена, когда он вернулся из Мюнхена под зонтиком, но с подмоченной репутацией. Анну Нигл в сотнях картин из времен королевы Виктории. Беатрис Лили, которая пела сомнительные песенки, Джека Гобса, когда он стал чемпионом по крокету.
– Мистер Грейс был и будет самым великим игроком в крокет из всех, кого знала Англия,- сказал, обернувшись к ним, коренастый человек с белыми, закрученными вверх усами.
– Гобс был звездой Суррея,- вмешался, почесывая бородку, маленький некрасивый человечек с огромным транзистором под мышкой.
– Местные звезды Суррея мало волнуют нас, жителей Глоустера,- важно проговорил сеньор с закрученными усами.
– Бристоль?
– полюбопытствовал человек с бородкой.
– Блэкэни,- вскинул с возмущением голову усатый.- Forest of Dean. On the Severn! [91] Тут вам не кирпичи, а земля, сеньор.
– Это не помешает нам хорошенько выпить,- кашлянул маленький и открыл крышку транзистора, где на месте запасных батареек примостилась бутылка коньяка. С завидной ловкостью и быстротой он вынул бутылку, откупорил ее и протянул джентльмену из Глоустера. А тот одобрительно кивнул головой, увидев, как в его чай полилась струйка коньяка. И оба звонко расхохотались.
– Увидимся вечером в баре, слышишь, Томми,- ворчливо сказал сеньор из Глоустера.
– Непременно, Чарли,- ответил Томми из Суррея и, заткнув пробкой бутылку, подмигнул Исабели.- А вообще, если не хочешь моих яблок, не тряси мою яблоню!
– Я думала, что они ссорятся,- хихикнула Исабель.- До чего симпатичные!
– Дружба запрещается!
– сказал Гаррисон, сделав очень серьезное лицо.- Половина английского населения - самые порядочные люди на свете, другая половина - самые бессовестные и пропащие!