Избранное
Шрифт:
Он поднял бокал и встал; слуга дал ему в руку поводки - псы не расставались с ним весь остаток вечера. Зазвучали громкие новогодние тосты. Бокалы разбивались об пол, а руки обменивались нежными или крепкими пожатиями, вздымались вверх во славу истекшего времени, этого погребения, этого сожжения памяти; во славу новых всходов на почве, удобренной прошлогодними делами…- оркестр в это время исполнял, как обычно, вальс «Ласточки»,- делами, словами и людьми, умершими вместе с прошлым годом; во славу продления жизни этих ста мужчин и женщин, которые сейчас ни о чем друг друга не спрашивали, а лишь говорили друг другу взглядом влажных глаз- что нельзя упускать время, настоящее время, искусственно продленное в эту минуту вспышкой ракет и звоном колоколов.
Лилия робко погладила ему шею, как бы прося прощения. Но он-то знал: много побуждений, много
Когда скрипки в зале снова заиграли «Парижские нищие», она со своей обычной гримаской взяла его под руку, но он отрицательно качнул белой головой и, сопровождаемый псами, пошел к креслу, где намеревался провести остаток ночи, глядя на танцующих… Он неплохо развлечется, разглядывая физиономии - фальшивые, сладкие, лукавые, ехидные, тупые, умные,- думая о судьбе, о судьбе их всех и о своей собственной… Лица, тела свободных, как и он, людей успокаивают его… Эти люди, скользящие в танце по натертому полу под сверкающими канделябрами, побуждают его… освободиться от воспоминаний, изгнать воспоминания… и вновь, вновь насладиться этим противоречивым единством… свободой и властью… Он не один… с ним танцующие… От этой мысли тепло разливается по нутру, становится приятнее на душе… Черный карнавальный эскорт могущественной старости, седовласого, подагрического, согбенного существа… Эхо не сходящей с губ хриплой усмешки, которая отражается и в запавших зеленых глазах… Короткие родословные, как и у него… иногда еще более короткие… кружатся и кружатся… Он их знает… промышленники… коммерсанты… шакалы… лизоблюды… биржевики… министры… депутаты… журналисты… жены… невесты… сводни… любовницы… Кружатся обрывки фраз… отдельные слова вместе с плывущими парами.
– Да…- Потом пойдем…- но мой папа…- Люблю тебя…-…свободны?… - Мне рассказывали…-…времени у нас достаточно…- Тогда, значит… -…так… - мне хотелось бы…- Где?
– …Скажи мне…-…Я больше не вернусь…-…тебе нравилось?
– …трудно…- это пропало…- проказница… чудесный…- исчез…-…так ему и надо…-…гм… Гм!… Он умел отгадывать по глазам, по движению губ, плеч… Он мог бы им сказать, что о них думает… Мог бы им сказать, кто они… мог напомнить их настоящие имена… подстроенные банкротства… жульническое использование денежных девальваций… спекуляции на ценах… банковские махинации… новые латифундии… фальсифицированные публикации… выгодные подряды на общественные работы… политические инсинуации… разбазаривание отцовского наследства… взяточничество в министерствах… фальшивые имена: Артуро, Капдевила, Хуан Фелипе Коуто, Себастиан Ибаргуэн, Висенте Кастаньеда, Педро Касо, Хенаро Арриага, Хайме Себальос, Пепито Ибаргуэн, Роберто Регулес… А скрипки поют, кружатся юбки и фалды фраков… Они не будут говорить обо всем этом… Они говорят о путешествиях и любви, о домах и автомобилях, об отдыхе и праздниках, о драгоценностях и слугах, о болезнях и священниках… Но они тут, тут, перед ним… перед самым могущественным… Можно уничтожить или возвеличить их одной фразой в газете… Можно заставить их терпеть присутствие Лилии… Можно одним магическим словом вынудить их танцевать, есть, пить… Вот они приближаются…
– Я привезла мужа для того, чтобы он посмотрел на это изображение архангела. Великолепная картина…
– Да, я всегда говорил: только со вкусом дона Артемио…
– Как мы сможем отблагодарить вас?
– Но вы правильно делаете, что не принимаете приглашений.
– Все здесь так грандиозно - я просто немею от восторга, дон Артемио, немею, немею. Какие вина! А эти утки с дивной приправой!
…Отвернуться и сделать вид, что не слышишь… хватит одного шума… не к чему сосредоточиваться… Приятно улавливать только невнятный говор окружающих… звуки, ароматы, запахи, образы… Пусть называют его, хихикая и шушукаясь, мумией из Койоакана… пусть насмехаются исподтишка над Лилией… Все они здесь… и пляшут перед ним…
Он поднял руку, дал знак дирижеру. Музыка смолкла, танец прервался, и пары остановились. Зазвучали гитары - восточное попурри. Гости расступились; в проходе от двери к центру зала, плавно покачивая бедрами и шевеля руками, двигалась полуголая женщина. Раздались радостные возгласы… Танцовщица опустилась на колени и стала извиваться под стрекот барабанов: лоснящееся от масел тело, апельсиновые губы, белые веки, синие брови. Она встала и поплыла по кругу, конвульсивно вращая животом, все быстрее и быстрее. Выбрав старого Ибаргуэна, вытащила его за руку на середину, заставила сесть на пол и принять позу бога Вишну. Танец живота продолжался. Ибаргуэн старательно повторял движения танцовщицы. Все улыбались. Она приблизилась к Капдевиле, заставила его снять пиджак и плясать вокруг Ибаргуэна. Хозяин дома смеялся, утонув в кресле, обитом шелком, поглаживая собачьи поводки. Танцовщица вскочила на спину Коуто и призвала женщин последовать ее примеру. Все смеялись до упаду. У амазонок растрепались прически от этой скачки на закорках, залоснились от пота пылающие лица. Юбки задрались выше колен, измялись бальные платья. Некоторые молодые люди - под взрывы смеха - подставляли подножки красным от натуги «коням», которые наскакивали друг на друга возле двух пляшущих стариков и девицы с голыми ляжками.
Он поднял глаза кверху - словно вынырнул из бурлящей воды, освободившись от балласта. Над растрепанными волосами и голыми плечами - светлое небо перекрытий и белых стен, картины XVII века, ангелы на золотом фоне… А в голове будто отдавался глухой топот крысиных полчищ, крыс - черные усики, острые мордочки,- крыс, обитавших на чердаках и в подвалах этого старинного монастыря св. Иеронима. Порой они без всякого стеснения шныряют по углам залы, а теперь, там, во тьме, над головами и под ногами веселящихся гостей тысячи и тысячи крыс ждут… наверное… ждут, чтобы броситься вдруг на всех этих людей… заразить их чумой… заставить корчиться от жара и головной боли… от тошноты и озноба… от долгой и страшной рези в паху и под мышками… сдыхать от черных пятен на теле… от кровавой рвоты… Если бы махнуть сейчас рукой… чтобы слуги железными засовами заперли двери… все выходы из этого дома с амфорами и кубками… ломберными столиками… кроватями под балдахинами… коваными замками… сундуками и креслами… двойными чугунными дверями… статуями львов и монахов… И весь сброд был бы здесь похоронен… никто не ушел бы с корабля… Облить тела уксусом… зажечь костры из ароматной древесины… повесить себе на шею четки из тимьяна… и тихонько отгонять зеленых жужжащих мух… А вот - приказываешь им танцевать, жить, лакать вина…
Он отыскал глазами Лилию в этом взбаламученном море людей. Одинокая и молчаливая, она с безмятежной улыбкой что-то пила в своем углу, повернувшись спиной к дикой пляске и шутовским турнирам… Кое-кто из мужчин уже направлялся к выходу… поднося руку к ширинке… А некоторые женщины, уже открывали сумочки. Он жестко усмехнулся… вот единственный результат безудержного веселья и обжорства… Тихо хрюкнул… представляя себе… их всех и каждого в очереди у двух туалетов в бельэтаже… всех, облегчающихся от чудесных вин… всех, освобождающихся от обеда, который готовился в течение двух суток - искусно, тщательно, продуманно… и вот вам печальный конец этих уток и крабов, пюре и подлив… Хе-хе, самое приятное развлечение этого вечера…
Все быстро устали. Танцовщица кончила танец, и ее окружило полное безразличие. Гости снова стали разговаривать, просить шампанского, рассаживаться на мягкие диваны. Кое-кто возвращался в зал, застегивая брюки или пряча пудреницы в бальные сумочки. Вот и кончилась… заранее подготовленная недолгая оргия… запланированная вакханалия… Снова тихо и мелодично зазвучали голоса… Снова - притворство мексиканского плоскогорья… снова - заботы и хлопоты… будто гости хотят искупить эти минуты, это промелькнувшее мгновение…
.- …нет, от кортизона у меня появляется сыпь…
– …ты не знаешь, какой прекрасный духовник отец Мартинес…
– …скажите пожалуйста, кто бы о ней подумал такое. Говорят, они были…
– …мне пришлось перенести…
– …Луис так устает, что ему хочется только…
– …нет, Хайме этого не любит…
– …она слишком дерет нос…
– …посмотрела немного телевизор и…
– …теперешняя прислуга просто невыносима…
– …уже лет двадцать, как они близки…
– …неужели дадут право голоса этим грязным индейцам?
– …а жена одна дома; никогда…
– …это вопросы высокой политики; мы уже знаем…
– …что ПРИ [43] с трудом выплывает; пора ей…
– …действия сеньора президента в палате…
– …да, я осмелюсь…
– …Лаура, кажется, ее зовут Лаура…
– …поработаем все вместе…
– …если разговор опять пойдет об income tax [44] …
– …для тридцати миллионов бездельников…
– …я тут же размещу свои сбережения в Швейцарии…
– …коммунисты только и знают, что…
– …нет, Хайме, не надо его беспокоить…