Избранное
Шрифт:
каменотес и разбирался в пушке - остальные ведь впервые очутились
перед этой махиной. А тут еще и времени в обрез, и этот гнетущий
свист, и грохот обстрела...
Богуш выходил из себя.
– Замковый! - кричал он, топая ногами.
– Где у вас стопор курка?
Опять не в боевом положении? Третий номер... да ты, стриженая голова,
ты третий номер! - вдалбливал он совсем ошалевшему племяннику
каменотеса. - Как подаешь снаряд? Где правая
Сено-солому к рукам привяжу!.. Четвертый номер! Пятый!
Пятым был матрос. Он уже начинал злиться и отвечал Богушу
петушиным голосом: "Так точно-с! Никак нет-с!"
– Ну знаете, товарищи... - сказал наконец Богуш. Он отошел,
достал платок и дрожащей рукой обтер шею и лоб. - Я, конечно, поведу
вас в бой, но только имейте в виду...
Он вдруг выбежал на середину вагона, топнул ногой и начал сыпать
без передышки:
– Орудие к бою! По краю деревни! Шрапнелью... Заряд номер два!
Отражатель ноль! Угломер двадцать семь - семьдесят! Наводить на
колокольню! Прицел сто!.. Трубка девять-девять!..
Он сунул руки за спину и с усмешкой посмотрел на одного, на
другого.
– Слышали артиллерийскую команду? Поняли?
Все молчали, оглушенные потоком незнакомых слов, и только
растерянно переглядывались.
– Поняли. А чего ж тут не понять? - осклабясь проговорил
каменотес. Он во всем поддакивал командиру.
– Ни черта не поняли! - сказал матрос и злобно сплюнул. - На
позицию надо выходить. Нечего тут канителиться. С отражателем или без
отражателя, а надо белых бить...
– Правильно, - сказал я.
Богуш обернулся:
– Что-с?
– Я говорю, что самое правильное...
– А я вас не спрашиваю!
Лицо его вдруг покрылось краской.
– Дисциплины не знаете...
– заговорил он, понижая голос, чтобы не
услышали другие.
– Политотдельщик... стыдно!
Вдруг он уставился на мой мешок:
– А это что такое?
Я объяснил:
– Подрывное имущество.
– То есть что значит - подрывное имущество? Динамит?
– Есть и динамит, - сказал я.
– Так вы что же!.. - вдруг закричал он, обернувшись к
артиллеристам. - Вы нас всех в воздух пустить хотите?.. Шальная пуля,
осколок - и кончено?! Всему поезду конец!
Артиллеристы нахмурились, глядели на меня исподлобья.
Тьфу ты черт!.. Меня даже в пот ударило. Динамит ведь и вправду
может от пули взорваться, такое проклятое вещество. Как у меня это из
головы вылетело.
Я топтался, передвигая мешок с места на место, не зная, куда его
упрятать.
– В задний вагон!
– коротко распорядился Богуш.
Он подозвал матроса:
– А вы поможете ему нести.
Мы с матросом спустились на землю.
Я кинул в досаде мешок.
– Вот черт!.. Дураком, олухом каким-то меня выставил - перед всей
командой!
Матрос ничего не ответил и взял мешок за ушко.
Я подхватил мешок с другой стороны, и мы зашагали с матросом в
ногу.
– Он и нас всех дураками выставляет, - сказал матрос как бы про
себя.
– Сам-то не слишком ли умен... Ну посмотрим!
В молчании прошли мы мимо красных колес паровоза, будки с
подножкой, зеленого тендера. А вот за паровозом и зеленый вагон, без
дверей, без окон, глухой, как шкатулка. Из бойницы глядит пулемет.
– Впустите-ка, товарищи!
– крикнул я в бойницу.
– Где тут вход у
вас?
В бойнице, за пулеметом, мелькнула нога в сапоге, потом в
отверстии показались нос и прищуренный глаз.
– Чего надо? Пароль!
Но не успел я ответить, как звякнули буфера, и вагон поехал мимо
меня. Поезд тронулся. С глухим рокотом паровоз выбросил тучу дыма и
прибавил ходу.
– Стой! Машинист! Остановись!
Я бежал рядом с вагоном, уцепившись за край бойницы. Кричал и
матрос, но машинист нас не слышал.
– Прыгай на буфера, живо, эй!..
– закричали из бойницы.
Мы с матросом рванулись вперед, обогнали броневой вагон и
забросили мешок на буфер. Придерживая мешок рукой, я вскочил на буфера
сам и стал обшаривать стену вагона. Беда - на броневой стене не за что
и уцепиться... Но тут неожиданно открылась потайная дверца, и
несколько дружных рук втянули меня вместе с мешком внутрь вагона.
– Федорчук, залезай! - крикнул я. Поискал глазами матроса, а он
вон уже где: бежит чуть ли не впереди поезда! - Ну, ну, цепляйся за
лесенку, не промахнись...
– Гоп, ловко прыгнул к артиллеристам!
Я убрал голову в вагон, и за мной медленно закрылась дверца,
тяжелая, как у несгораемой кассы.
Стало темно. Осторожно, чтобы не удариться головой, я
распрямился. Гляжу, а наверху, под самым потолком, красноармеец, как
чижик на жердочке, и над ним, будто огромная шапка, круглая пулеметная
башня.
Красноармеец сидел на подвесном железном стуле и поворачивал
обеими руками штурвал. От этого и вся башня медленно поворачивалась
вместе с красноармейцем.