Избранное
Шрифт:
Досмотрев бокс, Асик подумал, что в школе за такое мордобитие вызвали бы милицию. И без всякой задней мысли поинтересовался у бабушки, которая лепила на завтра пельмени:
— Ты боксом когда-нибудь занималась?
— С твоим отцом, что ли? — начала уточнять она.
В субботу Асик уходил в школу, а папа с другими
охотниками был уже в лесу. Вернулся он вечером, обветренный, возбужденный и радостный. Поставил в угол ружье, скинул громадный, тяжелый рюкзак, вернулся на лестницу и внес
— Лось был красавец, — сообщил папа. — Я свалил его одним выстрелом.
— Красавца-то жалко, — заметил Асик.
— Так ведь зверь, — улыбнулся папа.
— Он на тебя напал? — Асик понял, почему папа был вынужден стрелять в красавца.
— Да нет, я сам на него напал.
— Тогда ты зверь, — насупился сын.
Папа рассмеялся и показал на рюкзак:
— Мясо-то нужно.
— Кашей бы обошлись, — все-таки не согласился Асик и пошел на кухню, потому что в передней запахло мясом, порохом и кровью.
Бабушка чистила рыбу. Асик молча посидел рядом и неохотно сообщил:
— Папа с охоты вернулся.
— Зайчишку хоть застрелил?
— Он любит стрелять лосей, — объяснил Асик.
— Он не лосей любит стрелять, — оживилась бабушка. — Он меня бы с удовольствием застрелил.
Асик посмотрел ей в лицо: не шутит? Но он еще не был психологом, поэтому ничего, кроме рыбьей чешуи, на ее щеках не увидел. Асик вздохнул и логично возразил:
— Он же в тебя не стреляет.
— А знаешь почему? — Бабушка бросила рыбу и подбоченилась.
— Патронов жалеет? — предположил Асик.
— Потому что ему не дают на отстрел меня лицензию!
В воскресенье второй класс ходил в ТЮЗ — смотрели про Волка и Красную Шапочку. Когда Волк стал подкрадываться к Красной Шапочке, учительница зашептала ребятам:
— Сейчас он ее съест. Не пугайтесь, не бледнейте и не вскрикивайте…
Волк зарычал, заворочал глазами, защелкал зубами и облизнулся перед прыжком…
— Боже, какой наивняк! — сказал Асик и расхохотался на весь зал.
Когда утром мне не хочется вставать, жена прибегает, по ее мнению, к магическим словам:
— Вставай, кофе уже сварен.
Я встаю, изображая плотоядную улыбку. И пью эту черную, горькую и чуть кисловатую жидкость, шумно отдуваясь — якобы вдыхаю аромат. Чашечки маленькие, кукольные, а зубы у меня металлические, поэтому пью осторожно, в одно касание, и не дай бог клацнуть по старинному фарфору.
— Божественно, — сообщаю я жене и для подтверждения глажу себя по желудку, в котором сразу начинается изжога.
— Вечером сварю еще, — обнадеживает жена, закрывая за мной дверь.
— Погуще бы, — воодушевленно прошу я, потому что вечером дома не
В мастерской изжога разыгрывается сильней, и я думаю, что зря нет моды кофе закусывать. Например, селедкой или огурчиком.
Без четверти два ко мне подходит Валентина и сообщает:
— Сегодня ваша очередь варить кофе.
— О! — восклицаю я, загораясь якобы радостью: кофеварение в нашей мастерской считается торжественным обрядом.
Почему, интересно, чай кипятят, а кофе варят? Это же не суп и не сталь.
Хотя нас всего четыре человека, кофе кипятится, то есть варится, в пузатом полуведерном чайнике. Причем по-арабски. Это значит, что чайник дважды ставится на огонь. Всыпав кофе в бурлящий кипяток и оглядевшись, я опускаю в чайник небольшой кусок сухого клея. Безвредный, сделан из копыт.
Кстати, почему кофе «он»? Какао же «оно». Интересно, как это объясняют филологи?
Мы садимся за маленький столик, и каждый наливает себе по громадной чашке.
— Натуральный, — говорит Валентина: она это каждый день говорит.
— Свежепромолотый, — поддерживает Севка, прикидываясь гурманом, хотя однажды на моих глазах после ананаса слопал целую селедку.
— Потому что и без молока, и без сахара, — добавляет Клавдия Ивановна, хлебая импортный напиток, как суп.
— Его бы через соломинку, — замечаю я, потому что наступила и моя очередь сказать.
— Сейчас все пьют кофе, — пошла по второму кругу Валентина.
— Сегодня особенно густой, — восхищается Севка и бегает пальцами по чашке, пытаясь их отлепить.
— Какой аромат! — Клавдия Ивановна дергает носом, потому что кофе сильно пахнет студнем из копыт.
— А вы знаете, что собираются выпускать растворимый чай? — сообщает Валентина именно мне, как самому немодному.
— Не хватает только растворимого мяса, — нелюбезно бурчу я.
— Растворимое мясо есть, — без тени улыбки разъясняет Клавдия Ивановна. — Оно называется «бульонные кубики».
Мы заканчиваем кофепитие. Валентина начинает мыть чашки, недоуменно рассматривая их на свет: кофе вступил в реакцию с клеем, образовав что-то вроде коричневого полиэтилена, который намертво осел на фаянсе. Валентина еще долго скоблит чашки ножом.
После работы я иду к приятелю. Его жена усаживает меня в кресло и задушевно радует:
— Сейчас угощу вас кофе.
— Молотым? — как можно заинтересованнее спрашиваю я.
— Неужели зернами? — удивляется жена приятеля.
— Я хотел спросить: свежим?
— Неужели прошлогодним? — теперь удивляется сам приятель.
— Вернее натуральным? — пытаюсь уточнить я. — В смысле без гущи и без осадка?.. В общем, с молоком или без сахара? Точнее, угостите кофе, а не каким-нибудь там киселем?