Избранное
Шрифт:
— Нету там топора.
— Как же нет, там ведь он.
— Нету.
— Я найду топор, — сказала девушка, улыбнулась и пошла в сарайку.
— Ты-то найдешь, — сказала ей вслед повариха.
Вернулась девушка, неся в руке топор.
— Давай петухов, — сказала она поварихе.
— На.
— Неси мешок, — сказала девушка Симке.
Симка принес.
— Клади на чурбан, что ли, какого из них.
— Сама клади, — сказал Симка и подал девушке петуха.
Девушка крепко взяла петуха одной рукой за ноги и за крылья, положила головой на чурбан. На тротуаре собрались парнишки, они стали смотреть, как девушка рубит петухов.
— А вам чего здесь? — сказала девушка, — А ну пошли… Не ваше это дело.
Парнишки постояли и пошли.
— Давай другого, — сказала Симке девушка.
Симка оглянулся на собаку, молча и оцепенело сидевшую возле крыльца, и тихо позвал ее:
— Пошли, Клуня.
И они вдвоем ушли со двора на улицу и под гору в луг. Луг был высокий, трава густая, и пахло теплом, землей и соком трав. Симка шел медленно, Клуня шагала рядом. Она то и дело трогала ногу Симки носом, как бы напоминала о себе. Они шли долго. Сзади в траве послышались шаги, и голос девушки спросил:
— Ты чего это? Послушай…
— Чего тебе? — сказал Симка.
— Ты ведь позвал меня.
— Не звал я.
— Ты же сказал мне: «Пошли, Клуня».
— Или ты Клуня?
— Ну да.
— Я ведь собаку звал, ее так зову.
— Откуда я знала? Я думала — меня.
Симка пошел молча.
— Чего ты злишься-то? — сказала девушка. — Я ведь помогла тебе.
— Я и не злюсь, — сказал Симка.
— Ну и вот. В селе-то недавно, видно? Не встречала тебя.
— Всех, что ли, встречала?
— Всех.
— Третий день я здесь.
— Чего в столовую-то устроился? Какая это работа. Шел бы дома строить.
— Я ведь проходя. На завод куда-нибудь подамся.
— Чего это ты? Не здешний, что ли?
— Здешний, да лихо мне здесь.
— Сердце, что ли, болит? Женатый?
— Был женатый.
— Ушла жена, что ли?
— Сам я от нее ушел.
Клуня шла впереди и время от времени оглядывалась.
— И собака с тобой ушла?
— Нет. По дороге где-то встретил. Вот и ходим.
Девушка помолчала.
— Возвращайся ты к ней. Изведешься, — сказала она.
— Не вернуться мне: изменщица она.
— Так оно и есть, — сказала девушка, догнала собаку и погладила. — А может, не изменщица. Откуда ты знаешь?
— Изменщица. Знаю. — Симка быстро зашагал вперед. — Чего пристала? Не твое это дело.
— Эх, парень, парень, — сказала девушка, шагая следом. — Ты не злись на меня. Впечатлительный ты какой-то уж. Я пойду, мне дом ставить надо. Ладно?
Она повернулась и пошла в село.
Дрова колоть к столовой Симка пришел только на следующий день. Повариха вынесла Клуне вчерашнего супа. Суп налит был в большую консервную банку. Повариха поставила банку на землю и подошла к Симке.
— Ты чего это, Серафим? — спросила она. — Не в себе, что ли?
— Да так я, тетя Катя, голова чего-то заболела.
— Ох и девка сорванец, — вздохнула повариха.
— Чего же сделаешь? — сказал Симка. — А кто она у вас такая?
— Так, никто. Живет одна. С мужиками дома строит да водку пьет. Сорванец она.
— А родители-то где же?
— Нигде нет. Отца на фронте убили. Мать, видно, с горя и померла тут же, а может, с голоду. Была она со старшим братом, а того, в армию потом взяли. Вот уже лет пять одна живет в доме. Тебе, Сима, деньги-то сегодня, что ли, уплатить?
— Да поработаю пока я, тетя Катя.
— Странная она девка, — сказала тетя Катя невесело. — Ты на нее не злись. Жизнь-то у нее несладкая была. А так чувствительная она, впечатлительная вроде. За Ветлугу все одна по ягоды ходит. Другой раз купается на реке, окликнет прохожего, а сама нырнет. Тот смотрит, смотрит, нет никого. Только пойдет, а она вынырнет и опять окликнет. И смеется. А сама, как телка, по воде носится.
Вечером Симка шел с работы. Дом, в котором он квартировался, стоял на краю села. И на полпути до этого дома плотники тесали бревна возле свежего сруба. Сруб стоял над обрывом. Внизу сквозь далекие сосняки длинно текла Ветлуга. Она уже слегка алела от позднего света солнца, и мелко стучала там среди лесов на реке моторная лодка. Плотники широко, сухо били в сытые, словно окаменелые бревна, и каждый удар гулко ухал внизу, над Ветлугой.
Среди плотников была и та вчерашняя девушка. Она, крепко расставив ноги над бревном, била в него по-мужски лихо и при каждом ударе ухмылялась, будто что-то приговаривала. Топор в руках ее блестел, и со стороны казалось, что она бьет в бревно не лезвием, а длинной выгнутой полосой сверкающего воздуха. Она не видела Симку. Симка прошел мимо и оглянулся. Девушка всадила топор в бревно, разогнулась и стала смотреть далеко под угор, в леса, за Ветлугу. Глаза у нее были темные, как бы издали подсвеченные ранними сумерками, когда солнце уже село, а отсвет его еще чувствуется. Так она и стояла. Клуня посмотрела на нее, замедлила бег и обошла плотников стороной.
Прошло дня три. На работе Симка задержался и шел домой поздно. Воздух, теплый, спокойный, уже забирал избы и огороды в редкие сумерки, а из лесов, из-за Ветлуги, сладко тянуло запахом елового мшаника. Клуня не то отстала где-то, не то забежала вперед, и Симка все оглядывался. Он шел как раз мимо сруба. За эти дни сруб подрос. Он был большой, многоквартирный и уже опустевший от дневного шума. Симка постоял, подождал, негромко свистнул и окликнул:
— Клуня! Клуня! Где ты?
Внутри сруба зашелестели стружки под быстрыми шагами, и в окне появилась девушка в том же синем платье и с гребенкой в зубах. Она вскочила на окошко, вынула изо рта гребенку и спросила:
— Чего тебе?
— Ничего, — ответил Симка и растерялся.
— Иль заблудился? — улыбнулась девушка, ловко скрутила волосы в толстый жгут и свернула жгут на затылке черным поблескивающим узлом.
— Я не тебя, — сказал Симка. — А чего ты тут делаешь одна?
— Ничего. Соснула было. Тихо, хорошо, стружками да полем пахнет.