Избранное
Шрифт:
Коликой, что означает «Бутон», жену мою назвал тесть, я тут ни при чем. Это имя ей не подходило, так как взгляды ее вполне сформировались. Во время бойкота английских тканей [178] коллеги по партии стали почтительно называть ее «Поборница истины». Меня зовут Гириндро, что значит «Гималаи». Членам партии я известен как муж Колики, и им совершенно все равно, что означает мое имя. Благодарение богу, кое-что из отцовского состояния перепало и мне, и члены партии вспоминают об этом во время сбора пожертвований.
178
Бойкот английских тканей — одна из форм национально-освободительного движения народов Индии, входившая в состав кампании ненасильственного сопротивления, проводившейся под
Лишь при разных натурах супругов союз их бывает прочным. Сочетание сухой земли и потоков воды всегда благодатно. Я человек слабохарактерный, а у жены, напротив, характер твердый — уж она от своего не отступится. Это, собственно, и поддерживает мир в нашей семье.
Об одном только мы никак не можем договориться. Колика почему-то считает, что я не патриот. А я, сколько ни стараюсь, не могу разубедить ее в этом, тем более что мой искренний патриотизм никогда не отвечал чисто формальным требованиям ее партии.
С детских лет я библиофил. Не пропускаю ни одной новинки. Даже враги не станут отрицать, что я не только скупаю книги, но и читаю их, а друзьям моим хорошо известно, что я еще люблю обсудить прочитанное. Собственно, из-за этого друзья и стали меня избегать. В конце концов, у меня остался один-единственный собеседник — Бонбихари, «Бродящий по лесу», с которым мы встречаемся по воскресеньям. Я прозвал его Конбихари — «Сидящий в углу». Бывало, мы засиживались до глубокой ночи. Это были тяжелые времена. Полиция подозревала в заговоре всякого, у кого обнаруживали «Бхагавадгиту» [179] , а наши индийские патриоты считали предателем любого индийца, который брал в руки английскую книгу. Меня они называли индийцем с европейской душой. Так как цвет Сарасвати — белый [180] , то редко кто из истинных патриотов в те дни поклонялся ей. Прошел даже слух, будто воды пруда, в котором расцветают ее белые лотосы, не только не погасят губительного огня, но еще сильнее разожгут его.
179
«Бхагавадгита» — философская часть «Махабхараты».
180
…цвет Сарасвати белый… — У каждого из богов индусского пантеона есть присущий только ему цвет, в данном случае имеется в виду то, что, хотя патриоты, участники движения свадеши, носили белые домотканые одежды, они не уделяли особого внимания наукам и искусству, покровительницей которых считается богиня Сарасвати.
Ни хороший пример моей жены, ни ее настоятельные требования не заставили меня надеть кхаддар [181] , и вовсе не потому, что я предпочитаю элегантный костюм. Напротив, как бы сильно я ни провинился перед национальными обычаями, в излишнем щегольстве меня упрекнуть нельзя. Я могу носить грубую, даже грязную одежду. Во времена, предшествовавшие духовному перевороту Колики, у нас с ней едва не дошло до полного разрыва, и все из-за моих привычек: я покупал на китайском базаре тупоносые туфли, забывал их чистить, считал сущим несчастьем надевать носки, а панджаби [182] предпочитал носить без пиджака, причем не замечал, когда на нем отрывались пуговицы.
181
Кхаддар — домотканая ткань, изготовление которой также было одной из составных частей разработанной Махатмой Ганди тактики ненасильственного сопротивления.
182
Панджаби — просторная блуза и штаны из простой хлопчатобумажной ткани.
— Послушай, — говорила жена, — мне стыдно выйти с тобой.
— Что ж, — отвечал я ей, — иди одна, тебе ни к чему изображать преданную супругу.
Теперь времена переменились, но судьба моя осталась прежней. Колика все так же твердит: «Мне стыдно выйти с тобой». Тогда я не признавал костюма ее прежних соратников, теперь не признаю формы ее новых друзей. В результате жена снова стыдится меня. Что поделаешь, такой уж я человек — приспосабливаться не умею и справиться с собой не могу. Но Колике нет до этого дела. Как поток старается увлечь большие камни, так и жена моя стремится каждому навязать
Вчера, перед тем как отправиться в гости, Колика в тысячу первый раз завела разговор о кхаддаре, причем тон ее не сулил ничего хорошего. Чувство собственного достоинства не позволило мне молча снести ее упреки, и поэтому я тоже в тысячу первый раз не преминул уколоть ее (какой только глупости не совершишь из-за своего дурного характера):
— Вы, женщины, закрываете данные вам богом глаза своим покрывалом, для вас главное — обычай. Вы предпочитаете поклоняться, а не мыслить. Вы бы охотно втиснули и вкусы и разум в узкие рамки обычаев. Носить кхаддар в нашей стране вошло в обычай так же, как надевать гирлянду или ставить тилак. Вот почему вы так ратуете за него.
Колика так и вскипела. Служанка, находившаяся в соседней комнате, наверняка подумала, что жена ссорится со мной из-за украшений.
— Видишь ли, — заявила мне Колика, — мы ничего не добьемся до тех пор, пока носить кхаддар не станет для нас таким же обычаем, как совершать омовения в Ганге. Поведение человека — это преломление его разума сквозь призму характера. Обычай же — это мысль, воплотившаяся в определенную форму. Обычай рассеивает все сомнения человека настолько, что даже во сне они не мучают его.
Это изречение Колика позаимствовала у Нойонмохона, только кавычки опустила, хотя считает, что оно — плод ее собственных раздумий.
Тот, кто сказал, что «у немого нет врагов», был, разумеется, холост, ибо мое молчание лишь подлило масла в огонь.
— Вот ты, например, устами, то есть на словах, против кастового деления, — заявила мне Колика, — но как выразил ты это на деле? Мы же, надевая белый кхаддар, тем самым как бы окрашиваем касты в один цвет, уничтожаем разницу в одежде.
Мне хотелось сказать: «Да, конечно, если я ем куриный суп, приготовленный мусульманами, то именно устами отвергаю касты, но дело в том, что в данном случае я не занимаюсь болтовней, а действую, и результат получается самый ощутимый. А ваш кхаддар — это лишь внешняя сторона проблемы, вы только прикрываете кастовые различия, а не уничтожаете их…» Но я промолчал — я ведь человек робкий. К тому же я знал: о чем бы мы с Коликой ни говорили, она все передавала — конечно, в собственной интерпретации — своим друзьям. У профессора философии Нойонмохона она вооружалась новыми доводами и потом с победным видом преподносила их мне. Глаза у нее блестели и, казалось, спрашивали: «Ну что, получил?»
Мне очень не хотелось отправляться к Нойону. Я заранее знал, что за столом будет жарко, и не столько от горячего чая, сколько от яростных споров. Ведь будут обсуждаться такие вопросы, как: место обычая и свободного разума в культуре хинди, нормы поведения и суждения, насколько благотворны наши решения по этим вопросам для страны. А тут еще на постели меня ждала новая неразрезанная книга с золотым тиснением. Мне удалось только насладиться ее видом, раскрыть коричневый переплет я так и не успел, и неудовлетворенная страсть все больше томила меня. Но пришлось ехать, ибо противиться желанию Друбборты [183] — значило навлечь на себя ураган слов, да и не только слов.
183
Друбборта — т. е. упрямица.
Не успели мы отъехать, как пришлось остановиться возле кондитерской толстого хиндустанца [184] , известного своими отнюдь не диетическими сластями. Это тут же, за водопроводной колонкой, рядом с домом под черепичной крышей. На улице собралась толпа. Шум стоял невообразимый. Не успели наши соседи-марвары [185] , захватив все необходимое для ритуала, отправиться в путь, как что-то произошло. «Наверное, поймали какого-нибудь воришку», — подумал я.
184
Хиндустанец — житель Хиндустана, северной части Южно-Азиатского субконтинента (район двуречья Ганга — Джамны в Индии).
185
Марвары — имеются в виду представители касты марвари, профессиональным занятием которых является ростовщичество.