Избранное
Шрифт:
— Только вот нечем мне… Но Тарзан не дал ему договорить.
— Не хватает еще, чтоб ты извинялся! Саид вздохнул с облегчением и принялся за свой чай. Потом встал и подошел к окну невысокий, худой, упругий. Ветер раздувал полы его пиджака, как парус. Он глядел в темную пустоту. Песчинки звезд рассыпаны по небу. На пригорке за дверью кофейни тоже зажглись звездочки: любители темноты и свежего воздуха закурили. Где — то вдали, на западе, у самого горизонта, мерцают огни Аббасии. Только глядя на них, понимаешь, как далеко забралась в пустыню эта маленькая кофейня островок в безбрежном океане, самолет в бескрайнем небе. Он высунулся из окна, и до него долетели голоса сидевших на пригорке. Торопливо пробежал
— Нет, вы покажите мне такое место на земле, где было бы спокойно!
А другой задорно возразил:
— Да хоть бы вот здесь. Разве нам сейчас не спокойно?
— Вот именно — сейчас! В том–то все и дело.
— А чем плохо, когда тревожно? По крайней мере хоть забываешь о том, что будет завтра.
— Значит, покой и мир тебе не по душе?
— Когда знаешь, что тебя ждет виселица, бежишь от такого покоя без оглядки!
— Это к делу не относится! Тут уж пусть тебе палач поможет разобраться!
— Ну да! Здесь–то вы горазды болтать, в темноте да в пустыне. А каково запоете в городе?
— Да вся беда в том, что враг наш — он же нам и приятель.
— А я скажу тебе, все несчастье в том, что наш приятель — нам враг.
— Попросту говоря, мы сами трусы.
— Может, и так. Да только разве в наше время остались смелые люди?
— Ничего подобного, смелость — во все времена смелость.
— А смерть — во все времена смерть.
— Так же как ночь и пустыня!
Ну и разговор! Ничего не понял. И все–таки эти слова задели какую–то струну в душе. Неясную и загадочную, как тайны этой ночи. И ты тоже когда — то был молод и пылок. И вино энергии пьянило сердце. И ты взял револьвер как борец — не как убийца. Вон там, за этим пригорком, на котором стоит кофейня, молодые парни в поношенной одежде, но с чистыми сердцами учились стрелять. А тот, кто живет теперь в вилле под номером восемнадцать, был у них главным. Стрелял сам, и учил их, и изрекал истины: «Револьвер важнее хлебной лепешки, Саид Махран! И важнее молитвенных песнопений, на которые ты ходишь с отцом!» А однажды вечером он спросил: «Ты знаешь, Саид, что нужно человеку в этой стране?» И, не дожидаясь ответа, сказал: «Револьвер и книга. Револьвер, чтобы рассчитаться с прошлым, и книга, чтобы обеспечить себе будущее. А потому учись стрелять и читай!» А его лицо, ты помнишь его лицо, когда он хохотал в студенческом общежитии? «Неужели украл? Не побоялся? Ну молодец! Ничего, узурпаторам только на пользу, когда немного облегчат их грехи.
Ты имел на это полное право, Саид, можешь не сомневаться!» И пустырь этот знает, на что ты способен. Твои пули без промаха били в цель. Про тебя говорили, что ты — сама смерть.
Он подставил лицо свежему ветру и зажмурился. Чья–то рука легла ему на плечо. Он обернулся: муаллим Тарзан протягивал ему револьвер.
— Стреляй своих врагов, и да поможет тебе Аллах… Он взял оружие, осмотрел его, попробовал курок.
— Сколько я тебе должен, муаллим Тарзан?
— Дарю!
— Да нет! Я надеюсь разбогатеть с твоей помощью!
— Сколько же раз для этого надо выстрелить?
Они снова сели на диван. Из–за двери донесся звонкий женский смех.
Тарзан ухмыльнулся.
— Это Hyp, помнишь ее? Саид поглядел в темноту.
— По–прежнему сюда ходит?
— Так, иногда. Увидит тебя — обрадуется.
— Кого–нибудь подцепила?
— Еще бы! Теперь у нее фабриканта–кондитера сынок! Муаллим окликнул мальчика–слугу.
— Ну–ка позови сюда Hyp!
Пусть зайдет. Посмотрим, что сделало с ней время. Как она тебя когда–то добивалась! Но твое сердце безраздельно принадлежало другой, изменнице. Когда стремишься
— Как я рада… — И засмеялась нервным смехом, скрывая волнение.
— Как поживаешь, Hyp?
Она опустилась на диван между ним и Тарзаном. Тарзан улыбнулся:
— Как видишь, она все такая же. А Нур сказала:
— Я-то хорошо, а ты как? Выглядишь как будто неплохо. Но глаза? Ты на кого–то зол, я вижу…
Он усмехнулся:
— Не понимаю!
— Ну, я не знаю, как тебе объяснить… Какой–то яростный взгляд, и на губах угроза…
Он рассмеялся, а потом сказал с сожалением:
— Сейчас твой кавалер за тобой заедет…
Она задорно тряхнула головой, смахивая со лба непокорную прядь:
— Ну и что? Он такой растяпа!
— Не важно. Все равно, ты теперь не свободна… Она хитро взглянула на него.
— Хочешь, я пошлю его ко всем чертям?
— Только не сегодня. Как–нибудь в другой раз, мы еще встретимся. — И уже серьезно добавил: — Говорят, неплохой кусок, а?
— И даже очень! Собираемся поехать на его машине в пустыню, к гробнице Мученика. Он любит там бывать.
Саид насторожился, и от нее это не скрылось.
— Говоришь, любит бывать в пустыне у гробницы Мученика?
Веки ее встревоженно вздрогнули. Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и, встревожась еще больше, с укором сказала:
— Вот видишь! Тебе нужна совсем не я! Но он как будто вовсе и не заметил обиды в ее голосе:
— Почему? Ты славная…
— Нет, тебе нужен мой богатый ухажер… Он усмехнулся:
— А я думаю о вас обоих сразу… Она испугалась.
— Если это откроется, я пропала. Отец его большой человек, да и родственников у него уйма! Тебе что, нужны деньги?
— А еще больше машина!
Он ласково ущипнул ее за щеку.
— Веди себя как ни в чем не бывало. Ничего ужасного не случится, и никто о тебе ничего не подумает. Я же не ребенок. А после этого мы будем очень часто встречаться, даже чаще, чем ты думаешь.
VI
Он стороной обошел казармы и углубился в пустыню, торопясь скорее добраться до цели. Аббасия была хорошо знакома ему еще с прежних времен, и теперь он шел уверенно, как по компасу. Завидев черневший при звездном свете круглый купол гробницы, осмотрелся. Где–то здесь. Пристально вглядываясь в темноту, стал обходить гробницу. Машины не было. Наконец у южной стороны он различил черный силуэт. Он решительно двинулся вперед, потом пригнулся и, уже крадучись, подобрался ближе. До слуха долетел прерывистый шепот и какие–то неясные звуки.
Очень сожалею, но придется нарушить ваше уединение. Сейчас на смену восторгу придет испуг. Что поделаешь, в этой жизни все радости недолговечны. «У нас хорошие намерения, но нам не хватает организованности», — говаривал, бывало, Рауф Альван. Он подкрался еще ближе и осторожно взялся за ручку автомобильной дверцы. Ощутил на лице жар от двигателя, с силой рванул ручку.
— Ни с места!
Испуганный вскрик. Два застывших от неожиданности силуэта. Он навел на них дуло револьвера.
— Одно движение, и я буду стрелять! Выходите! Жалобный голос Hyp: