Избранное
Шрифт:
Палавон-Назар мельком взглянул на противоположный склон, на который указывала Ниссо.
— Там, за горой? Сиатангцы там живут, такие же как я и ты… Наш народ!… Крепость у них, на реке…
— А что они делают в крепости?
— Ничего… Раньше хан жил там, теперь нет хана, пустая, наверно, крепость.
— Почему теперь нет хана?
— Потому что теперь советская власть.
— А у нас тоже советская власть?
— Раз мы сиатангцы, значит, и у нас тоже… Только далеко мы от всех. Не видим ее еще.
— А что значит — советская?
— Значит, наша.
— Твоя и моя?
— Да,
— А как же ты говоришь, что мы не видим ее еще?
— А когда дерево посадишь, разве сразу плоды появляются?… Дай ногу, примерить надо. Ниссо важно протянула ногу.
— Встань.
Ниссо встала. Палавон-Назар поставил ее ступню на кусок кожи и легонько обвел острием ножа. Ниссо опять села и, взяв из деревянной чашки маленькое кислое яблоко, вонзила в него крепкие, как у мышонка, зубы. Разговор продолжался. Слушая Палавон-Назара, Ниссо внимательней, чем всегда, разглядывала гряды гор, обступивших видимый мир. В ясной чистоте ее сознания, как туманные видения, возникали фантастические образы мира невиданного. Десятки ее наивных вопросов требовали немедленного объяснения, и Палавон-Назар терпеливо отвечал.
— А куда уходит тетка? — неожиданно спросила Ниссо.
— Туда, вниз, в селение Азиз-хона, — нахмурясь, ответил Палавон-Назар.
— Хан?
— Хан. За Большой Рекой еще есть ханы.
— Богатый?
— Раньше богатым был, весело жил, праздники большие устраивал… Теперь время другое…
— Теперь тоже праздники он устраивает?
— Редко теперь. А откуда ты знаешь?
— Слышала, — как взрослая, неопределенно ответила Ниссо. Помолчала, спросила: — А что тетка делает там?
Палавон-Назар тяжело вздохнул и ничего не ответил. Но Ниссо пытливо глядела в его склоненное над работой лицо. Он неожиданно рассмеялся, напялил сшитое голенище на руку и поднял его перед лицом Ниссо:
— Смотри, у козла бывают ноги толще твоих.
— Нет, — строго ответила Ниссо. — Ты мне о тетке скажи.
— Не скажу! — рассердился старик. — Вырастешь — сама узнаешь.
— Знаю и так, — вдруг с ехидцей и злобой горячо заговорила Ниссо. Недаром мужчины еду и опиум ей дают…
— А ты молчи… Не твое это дело! — сурово и тихо промолвил старик.
— Конечно, не мое, не мать она мне… чужая… — Ниссо печально поникла головой и, замолчав, перестала грызть яблоко.
Теперь оба сидели молча. Посматривая на них снизу, Меджид подкрадывался с луком к собаке Палавон-Назара. Разомлев от жары, собака дремала в тени, под каменною оградой. Заметив Меджида, Ниссо стремительно сорвалась с места, соскользнула по приставной лесенке во двор и с криком: «Уйди вон, а не то я разорву тебе уши, как холстинку!» — кинулась бегом к нему.
Меджид спокойно повернул лук навстречу Ниссо, и камень со свистом пролетел мимо ее головы. Ничуть не смутившись, Ниссо бросилась догонять Меджида, но он уже исчез. Тут Ниссо подумала, что нужно перевернуть тутовые ягоды, разложенные для подсушки на крыше дома, и полезла туда. Целый ковер белых и черных тутовых ягод застилал плоскую крышу и под горячими лучами солнца отдавал недвижному воздуху свой пряный густой аромат.
7
Перебрав ягоды, Ниссо надумала выкупаться
Под тропой, уходящей вниз, три огромные, когда-то низвергнутые в воду скалы образовали глубокую заводь, в которой прозрачная вода текла сравнительно медленно. Здесь, в природном бассейне, можно было барахтаться и плавать без риска быть унесенной в стремнину реки, и этот бассейн стал излюбленным местом купанья Ниссо.
Она сбросила одежду и, распустив волосы, худощавая, ловкая, прыгнула в воду. Вынырнув у самой скалы, выбралась на камень и прилегла на нем, как ящерица, греясь на солнце. Опустив лицо к самой воде, вглядываясь в зеленоватую глубину, она предалась беспечному созерцанию переменчивых теней, играющих между камнями дна; опускала руки в воду и весело наблюдала, как тугое, безостановочно летящее стекло воды дробилось под ее пальцами и с шуршанием делилось на две тонкие белые струи.
Долго пролежала бы так Ниссо, если б чутким слухом не уловила сквозь монотонный гул реки какие-то посторонние звуки. Ниссо быстро подняла голову: вверху, по тропе, по которой обычно за целый день не проходил никто, двигалась вереница людей. Первый из них ехал на рослом, здоровом осле.
Приближение к Дуобу незнакомых людей было происшествием столь необычным и неожиданным, что Ниссо оробела. Она мгновенно соскользнула в воду и, стараясь плыть около самых камней, чтобы сверху ее не заметили, пробралась туда, где оставила платье, и притаилась за скалой, до плеч погрузившись в воду.
Тропа над нею опускалась совсем низко к реке, но приближающиеся люди не замечали Ниссо. Чуть высунув голову из-за камня, она наблюдала за ними. Первым ехал плотный бородатый старик в просторном белом халате, с рукавами такими длинными, что складки их от плеч до пальцев, скрещенных на животе, теснились, как гребни волн на речном пороге. Впереди шел молодой бритоголовый мужчина в черном халате, без тюбетейки. Ногой он отбрасывал с тропы камни, на которые мог нечаянно наступить осел.
Старик в белом халате сидел строго и прямо, а белая его борода была самой большой бородой из всех, какие Ниссо приходилось видеть. «Белая чалма, белый осел, весь белый! — подумала Ниссо. — Наверное, сам хан к нам едет».
Дальше тянулись гуськом пешеходы, в халатах, — первый из них с блестящим ружьем без ножек, совсем не таким, какое было у Палавон-Назара, другие — с мешками на спинах, босоногие и во всем похожие на знакомых Ниссо жителей Дуоба. Шествие замыкалось вьючным, тяжело нагруженным ослом.
Дрожа от студеной воды, в которой нельзя было оставаться долго, Ниссо пытливо рассматривала пришельцев, медленно продвигавшихся над самой ее головой.
Увидев селение, белобородый старик что-то сказал молодому проводнику, и тот, почтительно выслушав, бегом устремился по тропе, очевидно для того, чтобы предупредить жителей Дуоба о приближении важного гостя.