Избранное

Мэн Ван

Эй, петух, горлопан, Что ты без толку кричишь? Бабка старая в деревне Захотела огурца. Только огурец с пупырышками, Тогда дай ей нежный персик. Только персик весь побитый, Тогда — жирную лепешку. Ох, и запах у лепешки! Дайте ей лапши немножко, Но похлебка жидковата. Дайте ей тогда яичко. Но яйцо смердит ужасно. Дайте ей куриной ножки…

Прелестная песенка! …А какие хорошие у него все родные: мягкие, добрые. В них нельзя сомневаться, их нельзя ни в чем подозревать! Он с детства живет в обстановке безграничной доброты и нежности. Разве можно это отрицать?

Ни Цзао знает, что он — надежда всей семьи. Когда мать начинает плакать или всего лишь отирает слезинку,

кто-нибудь непременно ей скажет: «Что ты плачешь, посмотри, какой у тебя хороший сынок!» Когда тетя начинает вздыхать или причитать, кто-нибудь ей напоминает: «Взгляни-ка на своего племянника!..»

Но сестра не разделяет этого лестного мнения и всеобщего оптимизма. Иногда Ни Цзао сообщает ей, что когда он вырастет, то обязательно заработает много-много денег, чтобы на них можно было содержать сразу всех: бабушку, маму и тетю. На это сестра ему говорит: «Как же ты хочешь их заработать?» Ни Цзао объясняет: я непременно что-нибудь изобрету, так чтобы все бедняки могли вдосталь наесться. Сестра возражает: «Все это глупости! Такого не бывает!» Когда Ни Цзао начинает хвалить свой дом: какой, мол, он хороший, сестрица нудит: «Я слышала, что мы с тобой не нужны папе. Он хочет найти нам другую мать — мачеху!» Мачеха — это вопрос серьезный. Ни Цзао знает, что мачеха пострашнее самого свирепого черта. У них в классе учится один мальчик, его зовут Кун. До чего же у него жалкий вид! На руках, на ногах, на ушах — чирьи, глаза — распухшие от слез… Задания он никогда не выполняет, потому что у него нет родной мамы, у него — мачеха!

В один из весенних дней под вечер Ни Цзао рассказал сестре, что у них в классе произошло интересное событие: последний урок сегодня был по «нравственному воспитанию», а проводила его училка по фамилии Бай. Она у вас не учила? Такая коротышка в туфлях на высоких каблуках. Ух, противная злюка! Лицо словно каменное, а сама пучеглазая. Некоторые ученики, те, что потрусливей, как ее увидят, так в слезы. «А ты не знаешь, отчего она такая?» — спрашивает сестренка. «Оттого, что она ростом маленькая. Думаешь, все коротышки такие злые? Вовсе нет, просто она боится, что школьники ее не станут слушать, поэтому она такая злюка. Чем меньше ее слушают, тем злее она становится!» Ни Цзао продолжает дальше: ты понимаешь, этот последний урок по нравственному воспитанию называется: «Дружеское сотрудничество между Китаем, Японией и Маньчжоуго». Теперь догадайся, что из всего этого вышло? Как только Бай назвала тему, поднялся страшный шум! Загалдели даже самые лучшие наши ученики! Как шумели? Вот так: один колотил по столу, другой вопил истошным голосом, третий строил рожи… Кто-то заорал: «Вонючая сыворотка!» Еще один стал колошматить по железному пеналу. Бах-бах! Я слышал, кто-то даже выругался: «…Мать твою и всех внуков!» Представляешь, «внуков»! Такая пошла кутерьма! Веселье почище, чем возле Белой пагоды [69] . Я тоже шалил вместе со всеми. Знаешь, почему орал? Потому что очень не люблю этот урок! Ну так вот. Мы шумим и галдим, а училка на нас — ноль внимания. Стоит за кафедрой и только посмеивается, словно очень рада. Мы видим, учительница не ругается, значит, можно веселиться еще пуще. Прямо в раж вошли! А потом «бац!» — кто-то запустил самолетик. Он полетал-полетал и прямо одному мальчишке по затылку трах! Потом еще один самолетик… Кто-то его: хлоп! И пошла драка. Один вскочил на стул, другой — на парту. Разве можно в такой обстановке учиться? А училка только смеется, будто это все ее не касается. Ах, нет! Когда ученики полезли в драку, она на них прикрикнула: «Немедленно прекратите драку и слезайте с парт. Прекратите драку!» Вот такая у нас происходила потеха! А потом прозвенел звонок. Она засмеялась и сказала: «Конец урока!» Все так и прыснули!

69

Величественный храм в виде индийской ступы, расположенный в западных окрестностях Пекина, место ярмарок и гуляний.

Ни Цзао рассказывал с большим воодушевлением, но сестра его тут же осадила. «Никому не говори! — нахмурилась она. — Главное, чтобы про это не узнали японские учителя! Понял? Потому что сейчас проходит четвертая кампания укрепления правопорядка. Если кто-нибудь скажет, что японцы плохие, они могут об этом узнать, и вас сразу же схватят. Ясно? Думаю, что ваша учительница сейчас в опасности!» — мрачно закончила сестра.

Откуда она это знает? Почему так решила?.. Вообще-то она ведет себя как взрослая, часто бывает печальной и грустит из-за того, что происходит в семье…

Ни Пин старше Ни Цзао на целый год, поэтому она больше его знает и больше думает. Иногда в позднюю пору, когда Ни Цзао уже почти спит, через оконце доносится из хутуна тягучий, заунывный звук дудки. Мелодия дрожит, словно кто-то плачет, но все же на настоящий плач не похоже. Ни Цзао знает: это дудит слепой старик — гадатель. Старика ведет за руку маленькая внучка, а он играет на дудке, зарабатывая на пропитание. Слепой гадатель ему очень симпатичен. Ни Цзао часто упрашивает родных: «Давайте мы тоже погадаем!» Мама не успевает ответить, а сестренка уже говорит: «Что ты о нем знаешь? Если бы он просто гадал — пусть себе гадает. Может быть, этот слепой только прикидывается гадателем, а сам торгует опиумом или мукой». Ну почему он всегда появляется к ночи, когда все кругом стихает и люди уже лежат под одеялами? Кому нужно гаданье, если все уже спят? Наверное, его дудка — условный сигнал, который он подает покупателю запретного товара: я, мол, пришел с товаром, принес

столько-то, один лян стоит столько-то. Тот, кто хочет у него купить, открывает дверь дома: скрип, скрип! И слепой входит в дом.

У Ни Цзао пошли по коже мурашки. Он слышит тягучий звук дудки, потом в ночной тишине раздается громкий скрип дверей. Его спина покрывается холодной испариной.

Сестра рассказывает младшему брату о нищих. Идешь ты по узкому хутуну, кругом ни души, тихо, пустынно. Вдруг впереди появляется человек: то ли мужчина, то ли женщина. Идет прямо к тебе и ухмыляется — вот так. Потом легонько берет тебя за руку… И вдруг: слева — море, справа — ущелье, сзади — пламя! Или со всех трех сторон — высоченная стена. Беда! Перед тобой только один путь — узенькая тропинка, но на ней стоит тот мужчина (или женщина). Он машет тебе рукой, и ты идешь за ним, потому что другого пути у тебя нет. Ты ушел с ними, и домой больше не вернешься, и маму свою не увидишь, потому что этот человек уведет тебя в дальние края и продаст в рабство. Если же ты стал рабом, считай, что тебе еще повезло, а то он может тебя прирезать, вынуть из груди твоей сердце, изъять печень, мозги и сделать из них отвар, который потом сольет в тыкву-горлянку [70] . Не веришь? На северной Сисы есть одна начальная школа. Там во втором классе учился мальчик по имени Люэр. Вот его-то и увели нищие.

70

В сказках тыква-горлянка — символ волшебства, неотъемлемая принадлежность магов, кудесников.

Ни Пин любила слушать истории, которые рассказывал учитель, бабушка, тетя или мама, и она их хорошо помнила, а потом пересказывала брату. В этом пересказе Ни Цзао слышался особый, «женский выговор» — язык, которым рассказывали истории мама, тетя и бабушка.

У Ни Пин личико круглое и полненькое, но она вовсе не толще своего брата. Во время разговора она вдруг начинает ни с того ни с сего хихикать, но ее глазки при этом очень внимательно продолжают следить за собеседником, который видит во взгляде такую горячую убежденность, что начинает верить каждому сказанному ею слову.

Сестра вдруг произносит: «Как было бы хорошо, если бы наш папа стал немного получше!» Ни Цзао бросил на сестру удивленный взгляд, не поняв ее слов. Он не знает, хороший папа или нет, потому что он никогда об этом не задумывался. В своем отце он что-то любил, а что-то ему не нравилось, в чем-то он сомневался, иногда он надеялся на отца, а иногда терял надежду. Но Ни Цзао никогда не считал, что его отец плохой, потому что видел других отцов — отцов тех мальчишек, которые жили в их хутуне или учились в его классе. Рано состарившиеся и какие-то худосочные, с красными опухшими глазами, подобострастно кланяющиеся, с глупой ухмылкой на лице. Почти у всех у них вид жалкий, несчастный. Ну что хорошего в таких отцах? Был еще один папа, который разъезжал в легковом автомобиле, — отец мальчика из их класса по имени Чжан Чжунчэн, всегда одетого во все новенькое. Его папа подарил школе целую телегу угля. Директор школы и все учителя повторяли его имя с уважением и почитали, будто святого. А как увидят махонького Чжан Чжунчэна, так сразу же делают радостную мину, гладят его по головке, по щечке, теребят шевелюру, похлопывают по плечу. Ну прямо рук от него не могут оторвать! А учитель (он же классный руководитель), который когда-то дал Ни Цзао конфетку, по целых два часа помогает этому мальчишке готовить уроки. Вообще, классный руководитель у них очень хороший. На его уроки даже приходят учителя из других начальных школ. На открытых уроках Чжан Чжунчэну, как и другим, приходится читать отрывок текста или отвечать на вопросы. И здесь уже не поможет ни телега с углем, ни легковая машина, ни дополнительные уроки учителя. Кто же на этих уроках отвечает без запинки, так что все вздыхают в восхищении, кто по-настоящему прославляет учителя и всю школу? Разве этот Чжан Чжунчэн? Вовсе нет, это вы бросьте! Он здесь ни при чем. Первым всегда идет Ни Цзао, самый маленький в классе и самый младший из учеников.

Из всех отцов ему больше всего нравится только один — папа его однокашника Чжу Сали, которого все в классе презирают, потому что он полукровка. «Маленький выродок, иностранец, рыжий!» — так зовут его почти все. А вот Ни Цзао он нравится. Однажды он даже был у мальчика дома. Его мама русская. Отец мальчика немного важничает, но все же он очень добрый. А как он разговаривает с мамой мальчика — так тепло, задушевно! Ни Цзао даже немного позавидовал.

Как-то они с сестрой завели разговор о их тете, Цзинчжэнь, и сестра сказала: «Если бы ее муж не умер, жизнь у нее была бы намного лучше!» Навряд ли! Чем же лучше? Кто видел этого «хорошего» дядю? И откуда он может появиться? И вообще кому он нужен? Если бы он сейчас был жив, еще неизвестно, как бы они все жили?

Ни Цзао с этими вопросами обратился к тете, которая в этот момент, прикрыв одну щеку рукой, полоскала рот, потому что у нее болели зубы. У тети постоянно болели зубы, и потому по ночам она часто стонала. Иногда половина лица раздувалась, как огромный пузырь, но тетя решительно отказывалась идти в больницу, потому что пуще огня боялась врачей, особенно тех, кто лечил «по-иностранному». Она испытывала страх и перед лекарствами, а при малейшем упоминании об уколе могла потерять сознание. Она называла свое состояние «помутнением от укола иглы». Однако больше всего она трепетала, когда при ней заговаривали об удалении зубов. Услышав вопрос племянника, тетя весело рассмеялась. «Ах ты, глупыш! Если бы мой несчастный муж не умер, я вряд ли бы приехала в Пекин. Я не жила бы вместе с вами и не следила бы за тем, как ты делаешь уроки!»