Избранное

Мэн Ван

Когда об этом разговоре узнала сестра, она обругала брата: нельзя, мол, такие вопросы задавать тете. А ты сама почему об этом говорила? Почему тебе можно, а мне нельзя? — перешел в наступление Ни Цзао. Они принялись переругиваться, пока не вмешалась мать. «Полно вам! Что такого, что он спросил? И вовсе тетя не боится этих вопросов. Что она, неженка?! Она не обращает на них никакого внимания, нисколько от них не страдает, потому что ей все равно, и уж подавно не станет лить слезы! Всякий раз, когда Ни Цзао ссорился с сестрой, мать брала его под свою защиту. И неудивительно, что утром в его „клейстере“ появлялся красный сахар, а у сестры снова его не было».

В голове Ни Цзао никогда не собиралось так много грустных мыслей. С чего бы? В школе он — первый ученик; пришел домой — его окружают любовь

и ласка и, конечно же, игры. Таким было его детство!

О, эти радости, которые невозможно убить никакими силами!.. Ясный день поздней осени, насквозь пронизанный солнечными лучами. После уроков Ни Цзао вместе с несколькими соседскими мальчишками играет возле ворот дома в догонялки. Кто будет салкой? «Вверх ладошка, вниз ладошка, будешь салка-растерешка!» — ребята тараторят считалку, выбрасывая вперед руку. Салкой становится мальчик по прозвищу Чернявый, живущий в угольной лавке. Все ребятишки показали тыльную часть руки, а он — открытую ладошку. Надо же, как не повезло! Теперь он салка-растерешка! Он будет догонять других ребят. Но мальчишка, приложив пальцы к губам, вдруг издает звук «бе-бе-бе» и кричит: «Играем без домиков!» Это означает, что тот, кого ловят, не имеет право останавливаться и отдыхать возле дерева, стены или телеграфного столба. Если бы они играли «с домиком», то парнишка Чернявый не имел бы права схватить ни одного из игроков, нашедшего свой «домик», то есть сумевшего к чему-то прислониться. Не успел Чернявый высказать свое требование, как его перебил Ни Цзао, который, приложив сложенные пальцы к губам, издал пронзительный звук, похожий на первый: «бе-бе-бе!» И крикнул: «Присел — замер». Чернявый не согласен: «Я первый сказал: „Без домиков“, я раньше тебя бебекнул!» Но Ни Цзао ему возражает: «Ты сказал „без домиков“, я и не против. Разве я говорил „с домиком“? Я только крикнул: „Присел — замер“!» Ни Цзао хотел сказать, что если салка, его догоняя, вконец его замотает, то он может присесть на корточки и замереть. Тогда салка его схватить уже не сможет, потому что поймать сидящего не считается. «К тому же я тоже успел бебекнуть!» — добавил Ни Цзао. Он знал, что опровергать слова, сказанные после «бебеканья», уже не полагается.

После короткого спора ребята в конце концов признали «бебеканье» Ни Цзао, однако его условие ограничили: долго сидеть на корточках не полагается. Кто будет сидеть больше, чем надо, тот выходит из игры. В общем, кроме закона «бебеканья», существует еще общественное мнение, определяющее сознательность каждого из игроков. Чернявый вынужден согласиться. Игра началась: кто-то гонится, кто-то убегает, стараясь ускользнуть от салки и спрятаться, а иной раз неожиданно налетает прямо на салку. Словом, победы и неудачи, всеобщий смех, когда кто-то оказывается схваченным. Мальчишек охватывает радостное возбуждение. Хохот и крики наполняют весь хутун.

Ни Цзао — мальчик не слишком крепкий и бегает не шибко, но у него хорошая реакция, позволяющая ему легко ускользать от опасности. Несколько раз его чуть было не осалили, но он, изловчившись и пригнув голову, ускользнул от преследования. Воодушевленный игрой, он ни разу не присел на корточки, хотя сам предложил условие «присел — замер». И все же он не избежал неудачи, как говорится «влип в торт». Дважды его осалили, значит, он проиграл. Правда, эти два раза он был салкой совсем недолго и кого-то быстро поймал, то есть сделал новой салкой — своего рода заложником.

Игра была в полном разгаре, когда Ни Цзао услышал голос матери: она звала его домой. Он подбежал к воротам, мать, склонившись к нему, сказала на ухо: «Играй здесь и во двор не заходи. Внимательно смотри в оба конца переулка. Как только увидишь отца, мигом беги домой. С ним не разговаривай. Понял?» Теплое дыхание матери, коснувшееся уха, словно подчеркивало серьезность и таинственность ее слов.

Ни Цзао растерялся. Что случилось? Наверняка ничего хорошего! Над головой черной тенью промелькнула ворона…

Он вернулся к друзьям, но прежнее воодушевление покинуло его: пропала ловкость и быстрота движений. Его очень быстро и без особого труда осалили. Став салкой, он долго гонялся за товарищами, пытаясь кого-нибудь схватить, но безуспешно. Единому коллективу игроков был нанесен серьезный урон. Стих

смех, игра замедлилась. Все недовольно смотрели на Ни Цзао.

«Ни Цзао не умеет играть! — вдруг серьезно сказал Чернявый. — Не буду больше с ним играть!» Это было самое страшное обвинение, которое мальчишки могли предъявить друг другу: «Ты не умеешь играть!» «И я с ним не стану играть!» — заявил другой мальчик, мелкий фракционер. «Я пошел на улицу — мне надо купить уксус!» — сказал третий. «Не играем с тобой, не играем, не играем!..» Сплоченный коллектив в один миг развалился. Мальчишки не удосужились даже объясниться с Ни Цзао.

Ни Цзао остался один у ворот. А где сестра? Ее дома нет. Вдруг мальчик услышал далекие шаги, которые вроде бы приближались, но затем стали удаляться. Скоро он уловил звук шагов где-то в стороне. Потом он увидел в хутуне незнакомых людей — нет, не отца. Они шли тяжело, едва волоча ноги, видно, сильно устали, словно прошагали без отдыха несколько дней и ночей. К Ни Цзао, посмеиваясь, подошел пожилой мужчина и протянул палочку с засахаренными фруктами — танхулу. Неужели нищий?! Если нищий, то куда мне от него бежать, где от него скрыться? С трех сторон поднимается высоченная стена. Это — конец!

Лучи вечернего солнца стали мягче. От старой акации, что росла у ворот, протянулись длинные тени. И тут Ни Цзао заметил крупную фигуру отца; тот не появлялся дома вот уже три дня. Мальчик хотел было бежать в дом, но ноги словно приросли к земле — не оторвать. Сатанинская сила!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

История с печатью была для Цзинъи смертельным ударом. Раньше, когда она ссорилась с мужем, ссоры нередко перерастали в ожесточенные, прямо-таки катастрофические конфликты, однако у Цзинъи всегда оставалась надежда, пусть очень зыбкая, что ей удастся образумить мужа, усмирить его вздорный, суматошный нрав, наставить шалопута на путь истинный. После истории с печатью эта надежда пропала. Осталось лишь отчаяние, злость, возмущение, чувство глубокой ненависти и острое желание отомстить.

Могла ли она, в то время совсем юная девушка, вообразить, что ей достанется такой муж? Она вспомнила прошедшие годы — сплошной мрак! За нее все решили другие люди, словно она не человек. Она еще ходила в школу, когда ей сказали, что ее выдают замуж. Она хорошо помнила день их первого свидания — «смотрины». Смущенная и растерянная, она в то же время испытывала сладостное чувство. Статная высокая фигура будущего мужа в один миг покорила ее воображение. С большим трудом она сумела подавить в себе чувство растерянности, охватившее ее, глупую маленькую школьницу, одетую в кофту, сотканную из бамбукового волокна, и черную юбку, — чувство чего-то греховного и дурного. Но необъяснимое чувство влекло ее к этому мужчине, который скоро станет ее мужем и хозяином ее судьбы. Страх, таинственность, неизбежность. И полный мрак впереди!

Если я выйду за него замуж, я буду ему хорошей женой. Недаром есть поговорка: «Вышла за петуха — живи с петухом; вышла за кобеля — живи с кобелем!» А если ей выпало выйти за чурбана, значит, такая ее судьба, придется жить с бревном. Муж — это судьба, ниспосланная небом. Ван Баочуань [71] в сырой землянке восемнадцать лет ждала возвращения мужа. Разве этот подвиг мне не по плечу? У меня хватит сил вырастить только что родившееся чадо, пока оно не станет взрослым, ростом с меня. Я могу прождать даже дольше, чем Ван Баочуань. А если муж умрет? Тогда я больше замуж не выйду — ни за что! Так поступила и моя сестра. Такова вся наша семья Цзянов. Правда, больших чиновников и людей знаменитых среди наших предков не было, но зато у нас во всех поколениях были ученые люди и все почитали старые обряды. Такие уж нравы в нашем роду и в нашей семье. Такие же обычаи во всей нашей округе. И еще: я привыкла к жизни скромной и простой. Правда, я как-то слышала от отца и матери, что они дают за мной приданое — 50 му земли, но я этих разговоров всегда очень боялась, думая, что в чужом доме меня за это будут презирать.

71

Литературный образ верной жены.