Избранное

Мэн Ван

Подобные переживания для мальчика оказались непосильными. Его маленькое щуплое тельце не вмещало громадность всех дум и чувств. Стоило порасспросить обо всем этом сестру. Во время разговора он вдруг задал ей вопрос:

— Скажи, а ты любишь Китай?

Ни Пин, не замечая в его словах особого смысла, неопределенно кивнула головой.

— Когда я вырасту, я непременно стану патриотом. Я хочу умереть за свою страну! — На глаза Ни Цзао навертываются слезы. — Наша страна очень слабая и бедная! — заключает он.

Что еще, кроме разговоров и мечтаний о живой воде и золотой птице, ему пока остается? Достав восковой карандаш, он рисует золотую птицу такой, как

он ее себе представляет, но она у него не получается, хотя он истратил множество листов бумаги. Не получился у него даже обычный маленький воробей. Золотая птица на его рисунке напоминает свирепую крысу. Интересно, сможет ли он когда-нибудь нарисовать золотую птицу как живую, такую, чтобы она смогла петь и летать?

Ни Цзао, как и его сестра, тоже ходит на храмовые представления. Очень любит он смотреть на акробатов, вот только они слишком много разговаривают и мало показывают, все болтают и болтают — слова из них льются нескончаемым потоком. В какой-то момент ему кажется, что вот сейчас-то циркач и покажет свои трюки. Ничего подобного. И ему снова приходится ждать неизвестно сколько времени, а тот все мелет языком.

Наконец-то один из них делает несколько ловких движений, которые вызывают у Ни Цзао восхищение. Возвратившись домой, он забирается на кровать и старается сделать то, что увидел у циркача. Попытка следует за попыткой, но вдруг он чувствует, что голова стала вдруг странно тяжелой, а ноги — легкими, и он летит на пол головой вниз. В результате — все лицо в ссадинах и ушибах. «Все от плохого питания! — вздыхает отец. — Его пища недостаточно калорийная, а потому кровообращение в голове недостаточное, вот он и не держится на ногах! Такова уж жизнь у наших детей: они дурно питаются, ходят плохо одетые! Разве это не преступление?! Самое настоящее преступление!»

Ни Учэн взволнован, он пылает благородным гневом. Но Ни Цзао с ним не согласен, он внутренне протестует, он негодует. Он ведь человек, а не какая-то кошка или собака. Зачем при нем обсуждать его недостатки? Ну упал и упал. При чем здесь питание? Да и где его взять — это обильное питание? Если уж я разодрал свое лицо, так лучше достань пузырек с лекарством, залепи ссадины пластырем. А если нет лекарств, то по крайней мере приласкай меня, погладь по головке, как это делает мама. Больше мне ничего не нужно. «Глажу волосики, ты не пугайся. Глажу я спинку, а ты испугался!» Когда мама его ласкает, она всегда поет эту детскую песенку. А отец ничего этого не знает и не умеет. Он все только преувеличивает да кричит о чужих преступлениях! А все это ерунда! Какой прок от его причитаний? Они только портят настроение — не только самому отцу, но и всем другим, кто слышит его стоны!

После своего падения Ни Цзао два вечера не готовил уроки и ничего не читал, зато внимательно рассматривал доску с изречениями, которую очень ценит папа. Она как Небесная книга: смотришь в нее и не понимаешь ни единого иероглифа. К примеру, вот этот чудной знак — как его трудно изобразить! Что он означает? От таких сложнющих иероглифов можно просто одуреть! Или вот этот: что обозначает эта «птица»? Наверное, это всего-навсего другое начертание знака «курица». Но если это курица, то ничего заумного здесь вроде и нет!

— В этом и есть цель знаний! — объясняет отец. — Иными словами, если какому-то человеку суждено быть умным, значит, он будет умным; а если ему определено быть дурнем, то он так и останется дураком!

Такое объяснение непонятно не только мальчику, но, по всей вероятности, и самому отцу.

Ни Учэн раза два водил сына на храмовые праздники. Первый раз они

пошли в храм Великой милости — Гуанцзисы; второй раз посетили пятибашенный храм Утасы, расположенный за городом. В пятибашенном храме растет бамбук, который остается зеленым даже зимой. Когда они вернулись домой, отец рассказал сыну, как надо правильно сидеть в созерцательном молчании, дабы «все пять сердец устремились в небо». Прежде всего надо поджать под себя ноги. Ни Учэн скрючил ноги, но скоро почувствовал, что конечности затекли, онемели и сидеть дольше в таком положении он не в состоянии. В позе созерцательного сидения есть что-то таинственное. Мальчику кажется, что такое сидение обеспечивает сверхъестественную демоническую силу, способную дать человеку освобождение.

Но тогда он совершенно не понимает отца…

То была самая мирная зима в семье, единственная тихая и спокойная пора, которая сохранилась в памяти Ни Цзао. Это был единственный период его жизни, когда он жил вместе с отцом. Целыми днями отец что-то переводил, роясь в словаре. Порой он ложился очень поздно, когда Ни Цзао уже спал. Иногда среди ночи мальчик, поднявшись с постели, чтобы помочиться, видел отца, листавшего у лампы словарь. Наконец после Нового года отец нашел себе работу — почасовые уроки в средней школе. Свою ежемесячную зарплату он приносил теперь матери, поэтому в доме царила атмосфера радости и счастья, несмотря на ежедневные ссоры родителей (порой случавшиеся по нескольку раз в день), нередко возникавшие из-за Ни Цзао.

— Нельзя чавкать во время еды! — делал замечание отец, когда Ни Цзао ел с особым аппетитом.

— Мальчик любит поесть! — защищала сына мать и, показывая пример, начинала чавкать сама.

— Дурная привычка! — бросал отец.

«Будто у тебя самого хорошие привычки!» — думал про себя мальчик. Замечания отца портили ему аппетит. А на столе и без того не было ничего вкусного!

Вдруг Ни Учэн, который в тот момент заглатывал очередной кусок, издал странный звук.

— Ага! Ты тоже чавкаешь! — обрадовался Ни Цзао.

— Никогда не тычь в человека пальцем! — последовало замечание отца.

— Ты сам во время разговора постоянно указываешь пальцем! — возразила мама, разоблачая отца.

Отец решил было рассердиться, но в этот момент ему на глаза попалась каллиграфическая надпись Чжэн Баньцяо, которая заставила его смириться с упреком жены. Он лишь насупил брови.

Однажды, возвратившись из школы, Ни Цзао подошел к печке, намереваясь погреть озябшие, покрасневшие от холода руки.

— Нынче погода такая холодная, что я чуть не отморозил руки! — пожаловался он.

— Никогда не грей руки! — заметил отец и принялся высокопарно разъяснять: — Разве это холод? Вот в Хэйлунцзяне или в Сибири — там действительно холод. А есть еще Северный полюс! Между прочим, за Полярным кругом живет народ, который зовется эскимосы. Так вот, дома у них сделаны изо льда. Все передовые страны каждый год посылают на Северный полюс исследовательские экспедиции… В общем, дети не должны бояться холода.

«Белиберда какая-то!» — сделал вывод Ни Цзао.

— К чему ты все это говоришь? — вмешалась мать. — Ты, отец, лучше не разговорами занимался бы, а справил сыну ватную куртку, или шерстяную кофту, или, наконец, шлем как у летчиков, или теплую обувь! Посмотри на мальчика, какой у него вид! А ты болтаешь про Северный полюс! Сам-то ты можешь туда пойти? Ведь ты не переносишь холода. Я намедни бросила в печку угля меньше обычного, чтобы немножко сэкономить денег, так ты сразу же рассердился, а между тем советуешь, чтобы кто-то другой ехал на полюс!