Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Звук сирены разносится по заводскому двору.
На заводе бьют тревогу.
Немцы в панике.
С м и т. Это, должно быть, летят русские. Наши никогда не бомбили этот завод.
Д ж о н с о н. Наши тоже.
Н а т а ш а. Господин Жижка… Товарищ Пашич… Наши!.. Слышу по звуку… Смотрите, смотрите… Заходят… Пусть бомбят! Пусть ничего не останется от этого проклятого лагеря! Ура!..
Эсэсовский офицер выскакивает во двор к телефону:
— Алло! Не успели эвакуировать. Загнать всех пленных обратно в лагерь и уничтожить? Хайль!..
Эсэсовские офицеры и охрана,
Наташа, выступив вперед, кричит:
— Друзья мои! Друзья мои! Настал час! Не будем ждать смерти. Идем на них!
Призыв Наташи подхватывают заключенные. Один из них, бросаясь на немцев, кричит:
— Вперед! Итальянец Эмилио, за мной!
— Вперед!
— Не стрелять! Я американец! Вы с ума сошли. Я американец! — в исступлении кричит пожилой человек в форме американской армии и, обращаясь к человеку в берете, говорит: — Джонсон, скажите им.
— Я не умею разговаривать со зверями.
Крики расстреливаемых, очереди автоматов, лай собак.
Между тем советские танки с всем идут вперед. Вместе с танками бегут советские бойцы. Группа бойцов подбегает к лагерным воротам.
Со сторожевой вышки эсэсовец открывает стрельбу. Падают бойцы.
Один из бойцов дает очередь из автомата по охраннику и подбегает к лагерным воротам. Это Иванов.
Алексей слышит крики, автоматные очереди за стеной. Ему показалось, что он слышит голос Наташи. Схватившись за решетку, он хочет сломать ее.
— Наташа! Наташа! По-моему, там Наташа! — кричит он в исступлении Юсупову и Зайченко.
Кто-то кричит:
— Наши танки!
Танк врезается в лагерные ворота и прорывается внутрь лагеря. Бойцы бегут за ним.
Разбегаются немецкие охранники. Оставшиеся в живых заключенные бросаются с радостными криками к советским бойцам. Плача от радости, они обнимают их и целуют.
Русская девушка Катя, плача, кричит:
— Наши танки! Наташа! Наташа!
И Наташа, обессилевшая от напряженной борьбы, падает без сознания на руки Кати.
Измученные люди, ожидавшие смерти, обнимают и целуют наших бойцов.
Болгарин запевает:
Шуми, Марица, окровавлена…Чех громко запел свой гимн. Итальянец распахнул куртку и заплясал от радости.
Звуки гарибальдийского гимна влились в общий напев, в котором слышатся «Интернационал», «Марсельеза», Гимн Советского Союза.
Обнимают Иванова, качают Юсупова, целуют Зайченко.
Наташа почти рядом с Алексеем, но в общей сутолоке не видит его. Схватив ломы и железные прутья, пленные рука об руку с освободившими их бойцами выходят на горящую улицу, в огонь и грохот рукопашной схватки.
Гимн Советского Союза вобрал в себя все напевы и победоносно гремит, все ширясь, все усиливаясь.
Возникает песня:
Услышал Сталин стон своих детей, СвоихА Иванов ищет Наташу. Он осматривает убитых, раненых.
К нему подходят Зайченко и Юсупов.
— Нет, нет. И нигде ее нет. Ни среди мертвых, ни среди живых нет.
Горит Берлин. Огонь, дым, взрывы.
Мы видим Геббельса перед микрофоном, он исступленно произносит речь:
— На сегодня Берлин стоит. Стоит для всего западноевропейского мира. Стоит для Германии. К нам на помощь идут новые силы. Большевистское наступление должно быть разбито и будет разбито в Берлине!
Гитлер стоит в огромном кабинете. Гиммлер и Борман — позади. Руки Гитлера дрожат, голова сильно склонилась влево, глаза неестественно блестят, точно стеклянные.
На совещании присутствуют военные, Геринг, Геббельс. Генерал Кребс развернул на письменном столе карту военных действий.
— Мой фюрер, положение угрожающее: русские прорвали нашу оборону на Зееловских высотах, — говорит он без предисловий, — необходимо принятие экстраординарных мер…
— Вы, я вижу, полагаете, что война уже закончена? — иронически спрашивает его Гитлер. — Вы близоруки, Кребс. Никогда еще за всю войну обстановка не складывалась для нас столь благоприятно… — произносит он, глядя поверх голов.
Оглушительный грохот прерывает его. Задрожала люстра, с чернильницы свалилась крышка.
Наступило молчание.
Стопятидесятимиллиметровое орудие заряжено. Два артиллериста, его обслуживающие, падают ранеными.
Подбегают Иванов, Зайченко и Юсупов. Иванов дергает шнур. Выстрел.
Сильный удар потрясает здание рейхстага, и с потолка кабинета сыплется штукатурка.
Г е б б е л ь с. Пройдемте в бомбоубежище, мой фюрер!
Это не самое глубокое из подземных помещений. Оно обставлено весьма комфортабельно и красиво, освещено лампами, скрытыми в стенах.
Кребс снова раскладывает свою карту и начинает:
— Берлину угрожает окружение…
Но Гитлер пренебрежительно отмахивается от него. Он не намерен заглядывать в карту.
— Господа! — говорит он, глядя вверх. — Берлину не угрожает опасность! Сделанные мной распоряжения и новое оружие меняют обстановку…
Стоит брошенное своим орудийным расчетом немецкое орудие. Ствол его направлен на север. Иванов, Юсупов, Зайченко подползают к орудию, поворачивают ствол на юг, заряжают.