Избранные письма. Том 2

Немирович-Данченко Владимир Иванович

(Я думаю, что Леонидов может быть хорошим товарищем режиссера в этой пьесе.)

Или я все-таки хотел поставить «Розу и Крест», передав Гаэтана Ершову, а Бертрана — Знаменскому. Но мое хотение было так вяло по понятным причинам, что его не трудно было парализовать перспективами художественного характера. О «Короле темного чертога», которого я с Марией Николаевной собирался ставить силами нашей Музыкальной студии, — разумеется, без М. Н. и думать нечего[483].

Что мы будем ставить без вас? Не знаю. Намеченное не очень увлекает…

В докладе по репертуару «академических» театров на будущий год (Большой, Малый, Художественный, 1-я Студия, 2-я Студия, 3-я Студия, Районная группа[484],

Камерный театр, Чеховская студия, Грибоедовская, Студия имени Горького, Габима (еврейская) и Детский театр) — в официальном докладе я заявлял о плане закончить все начатые работы.

В-третьих. Вы можете дать то молодое, но уже достаточно опытное управление, на какое К. С. рассчитывает от Студии[485] и какого нам так недостает.

Я думал, что у нас без вас работа пойдет так: К. С. будет занят преимущественно драматической группой, а я музыкальной. Но как-то случилось, что я до такой степени погряз в управлении всем делом, что на мое новое детище у меня хватало времени очень мало. Из нескольких начатых постановок я ни одной не закончил[486].

Продолжать так я не могу. Вот почему я и склонился передать управление 1-й Студии. Но я, разумеется, радостнее {240} встречу Правление, состоящее из Берсенева, Массалитинова, Бертенсона, Подгорного (который был очень на высоте все время) и Подобеда. Работу вашего Леонидова я не знаю, но, разумеется, он здесь нашел бы ее[487]. Дело стало так невероятно многогранно, так нужны умелые, опытные администраторы, особливо если бы завязались периодические поездки за границу, что Леонидов, каким он слыл раньше, вероятно, стал бы крупной фигурой в нашем аппарате. По многим соображениям мне не хочется развивать подробнее, как стоит у нас дело с администрацией…

(Между прочим, финансовым отделом ведает Михаил Герасимович[488]. Недавно он окончательно выпущен из Бутырок, а до сих пор только ночевал там.)

Уж из одного официального перечня «академических» театров Вы видите, сколько у нас групп и как много надо административного внимания, чтобы связь была пристойной и в художественном и в моральном смысле. Я смею сказать, что престиж нашего дела не страдал потому, что мы были зорки не только в художественности, но и в административной части. Но сил не хватает!..

Вообще курс, взятый нами еще в Вашу бытность здесь, в конце концов, побеждает по всей линии. То есть — оставаться вне политики, отбрасывать все второстепенное, всяческий второй сорт, дорожить настоящими сценическими ценностями, культивировать их, не останавливаться на застывающих формах, твердо верить, что только настоящее искусство и нужно, даже в самые острые моменты революционных требований. И это побеждает. Огромный, почти бешеный, натиск на «академические» театры, в особенности на наш, со стороны группы Мейерхольда, получившего неожиданно большую официальную власть[489], провозгласившего лозунг «театрального октября» и объявившего академические театры контрреволюционными, без удержу агитирующего и доходящего часто до хулиганских выходок, — этот натиск уже ослабел, как лопнувший пузырь, сам Мейерхольд уже отстранен от власти; а отношение к нашим сценам чуть не крепче прежнего.

Но этот курс требует и исполнения первоклассного. Можно сказать, что никогда критическое настроение к тому, что действительно {241} первосортно, не было так ощутительно, как в настоящее время. А ведь нет театральных журналов и театральных критиков! По крайней мере их влияние совершенно ничтожно.

Я часто вспоминаю (и даже перечитываю) протоколы наших «понедельников»[490]. Как-то припомнил и дал читать последний доклад Краснопольской о «символическом»

пути искусства Художественного театра. Это был лучший доклад[491]. И так дело и идет! В этом отношении имеются крупные достижения не только в удачном «Ревизоре», но и в неудавшемся «Каине». Может быть, «Каин» и не удался прежде всего потому, что там исполнение, при большой добросовестности, опускалось до второстепенного и даже ниже.

Нужны прекрасные актеры! Прекрасные актеры толка Художественного театра.

И наконец, в-четвертых, своим приездом вы, может быть, облегчите возможность уехать или съездить за границу смешанным группам Художественного театра. Об этом я писал выше.

3. <…>

И все-таки в сотый раз встал вопрос: не подвергнетесь ли вы неприятностям? То по какому-либо письму, то по чьему-либо усердию не по разуму?.. Когда беседуешь с власть имеющими, самыми разнообразными, то вполне успокаиваешься. Все они, начиная с самого верха, постоянно убеждают перевезти вас сюда, говоря, что вы будете встречены с распростертыми объятиями и что вас тут никто не тронет.

Во всяком случае, за эти два года все острия взаимоотношений постирались, нас отлично знают, нашу «аполитичность» пришлось признать и наш авторитет не поколеблен. Имя Художественного театра имеет большую силу во всех учреждениях. С ним везде считаются. И, конечно, если у кого-либо из вас не завелись компрометирующие деловые сношения, отзвук которых может перекинуться сюда, то, повторяю, в случае «неприятностей» их можно ликвидировать…

4. На днях Изралевскому предложено в трехдневный срок оставить квартиру. У него, кажется, всего две комнаты, он женат (на певице Музыкальной студии) и все-таки кому-то {242} понадобилась квартира… Правда, прошло и три, и пять дней, а Изралевский продолжает жить на своей квартире, да, вероятно, и останется. Но эти требования, повторяющиеся периодически, как говорится, «изводят» артистов. Весной дело дошло до того, что собралась группа тысячи в две и пошла к Московскому Совету с требованием, чтобы артисты были приобщены к тем «спецам» (специалистам), жилища коих неприкосновенны. Но самое мучительное в нашей жизни — это то, что постановления, распоряжения, декреты то и дело отменяются. И однако всех нам удавалось отстоять. Правда, кое-кого уплотнили.

Самое трудное было с Алексеевыми. Больше года тянулось их выселение из Каретного ряда. Там, действительно, надо было устроить какие-то учреждения. Было, кажется, даже не безопасно оставаться. Пришлось уезжать. Но им была найдена большая квартира (в Леонтьевском), были даны перевозочные средства. Обещано было с три короба, выполнено меньше, но с именем Станиславского чрезвычайно считались.

В конце концов, мы не знаем, как разместится такая большая группа, как ваша. За немногих мы даже поручились бы (я у себя даже готовлю комнату). Вообще же это вопрос не легкий. С весны мы заняты, по меньшей мере, обереганием тех квартир, которые еще остались за вами, и думаю, что и тут имя Художественного театра сыграет роль…

5. Сажень дров стоит около 120 тыс. К осени возрастет до 150. Прошедшую зиму было легче с топливным вопросом, чем в предыдущую. Правда, дома и заборы еще разрушались, но уже где-то на окраинах. И ни один театр не страдал от холода. Тогда как в предыдущую закрывались и Большой и Малый. В предыдущую зиму у нас в театре селились многие (Жданова со всеми своими, Ершов, Халютина с дочерью, Михайлов с сыном и многие другие), а в прошедшую уже почти никто. Хотя Коренева, например, страдала дома от холода. Она не хотела жить в своей уборной театральной. Во всяком случае, театр спасал[492].