Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 2
Шрифт:
Речь шла о дециях. Кто-то в конце концов провернул эту идею насчет принесения кого-нибудь в жертву с целью одержать верх в предстоящем кровавом столкновении, но идея вышла из-под контроля, и желающих принести себя в жертву во имя победы оказалось больше, чем могли вместить стены крипт. Война еще не началась, но ее жертвы уже торопились на тот свет.
В подвале цитадели было темно и сыро. Поначалу мы долго куда-то спускались по ступеням, потом стены ушли в стороны, и эхо пошло скакать, пугая тени. Заботливо, как зонтик, удерживая надо мной факел, Ноздря шагал
Пятна лиц, повернувшись, глядели в моем направлении, женщины молчали, дети рядом с ними молчали тоже, всем, как явствовало из докладной, не терпелось расстаться с жизнью во имя успеха отчизны.
Я не знал, что говорят в таких случаях, и не собирался говорить. Мне не хотелось говорить. Мне хотелось не говорить, а, напротив, что-нибудь сделать.
Широко шагая под низкими сводами катакомб цитадели, я звонко и одиноко захлопал в ладоши. Меня тут же решительно поддержали, сопровождающие лица двигались за мной среди угрюмых колонн, выражая теплоту и признательность, и уже половина подземелий звенела долгими, продолжительными аплодисментами (все встали). За всю историю этих мрачных укрытий, боюсь, им не представится более жуткого зрелища, чем этот рукоплещущий ход высокого начальства.
Я поднял палец, подзывая одного из аплодирующих квесторов.
«Известно, кто инициатор проекта?» – продолжая аплодировать, спросил я так, чтобы больше не слышал никто.
Рукоплескания перешли в овации.
Квестор задумался, перебирая в памяти имена и про себя решая, кто достоин нежданного благословения небес.
«Тяй-тяй, министерство культуры», – ответил он.
Ну, конечно, подумал я. Я знал, кто это. Этот ум числился полубратом одной из обителей дознания, но на деле был правой и левой рукой Животновода в одном лице. Кто за этим стоял, можно было догадаться самому.
Квестор моментально уловил смену направления ветра. «Назначить слушание трибунала?» – спросил он.
«Хорошего кнута будет достаточно, – ответил я. – Проследите, чтобы жертва богам почувствовала, как умирает».
Я перестал хлопать. Аплодисменты стихли.
Квестор не двигался. Он словно решал, как быть дальше.
«Их преосвященству это может не понравиться», – произнес он в наступившей тишине.
«Мне плевать», – сказал я.
Я спешил на свежий воздух.
У меня перед глазами стоял исходный код, высеченный в камнях склепа. «Всё, что делают боги, хорошо: не спорь с ними. И всё, что дарят боги, плохо. Ибо дары их соизмеримы с величием богов, но не с бесстыдством людей».
Декреталиум 4.
В среде кормчих всё громче раздавались голоса, требовавшие ответных мер и войны, неважно с кем, но немедленной. Они не сомневались, что тайфун, ворованные бычки, цератопсы и затонувшая посольская миссия – всё было звеньями одной дьявольской тщательно спланированной цепи. Я обещал разобраться.
Светские хроники живо обсуждали последнюю новость: в период отсутствия Повелевшего в окне опочивальни его возлюбленных объявился великий бог (хроники еще не определились, какой именно) в образе орла, дабы обсудить с ними последние тревожные события в мире, а также новости искусства. Государственные летописцы успели как раз к моменту, когда возлюбленные отходили ко сну. Проведенный по требованию начальника службы безопасности осмотр полезной площади под кроватями ничего не дал, и определенная доля недоумения на заспанных лицах красавиц была вполне понятна. Имевший в опочивальне место некоторый беспорядок, а также два сломанных стула свидетельствовали о том, насколько близко возлюбленные Повелевшего принимают новости искусства. Как сообщалось, луна находилась в это время в благоприятной фазе.
Была еще одна хорошая новость и одна плохая. Хорошая новость состояла в том, что мурзилки Животновода вновь громко говорили о выдвижении его на Нобелевскую премию мира. Я не знал, что в этой новости хорошего. Видимо, сравнение делали с другой новостью. Эта новость даже не была новостью, его мерзляки принимались говорить о Нобелевской премии мира каждый раз, когда его популярность грозила упасть до критической отметки, – видимо, надеясь, что эти разговоры приглушат вонь от гор трупов, лежавших у него за плечом. Это было старым, простым и проверенным способом в доступной форме показать подконтрольному поголовью трудящегося населения как надо правильно думать. Поскольку думать там было нечем, пожелания его мурзилок воспринимались, как афоризмы богов.
Плохую новость тоже знали уже все. Пришло сообщение о тайфуне. Из передовой партии трирем, отправленных накануне в составе высокой миссии нанести ответный визит соседям, вернулась только одна, и то лишь в виде обломков.
Пока длился траур, на все запланированные мероприятия временно был наложен запрет. Я личным распоряжением отдал авгуров под суд. Я до сих пор смутно представлял, чем авгуры отличались от жрецов, поэтому отдал под суд всех. Так выглядело в проекте. Поскольку всех отдать под суд оказалось сложнее, чем виделось, на местах стали на повышенных тонах выяснять, кто за чей счет живет, однако сконфуженной выглядела даже официальная власть. Видимо, одно это не дало уволить самого меня с занимаемой должности раньше срока. Пока в Ассамблее громкими голосами призывали непонятно к чему и раздавали звонкие пощечины, я объявил Залив заповедником, приятым богам. Обитавшая в нем касатка была официально поставлена на государственное пособие. Вы беднее не станете, заявил я. Не возразил никто.
Конец ознакомительного фрагмента.