Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
Холодная вода резала затылок. Забыв о сне, Иван вернулся к столу. А ну-ка, задача, как выглядите вы теперь? Вот и все ваши тайны. Не много же их у вас! Чему равняется синус тридцати пяти? Ясно! Где таблица логарифмов? Вот она. Ну, кажется, всё готово. Посмотрите ответ, товарищ Железняк. Диаметр шара равен пятнадцати сантиметрам. Правильно? Правильно. Ох, как хорошо, когда всё сходится! Первый час. Теперь можно ложиться спать.
Иван встал из-за стола, потянулся так, что кости затрещали.
Он подошёл к кровати, предвкушая наслаждение.
Но послышался тихий стук. Иван испуганно остановился, не понимая, кто это может быть. На лестнице шагов не было слышно. Как будто кто-то долго стоял под дверью и только сейчас решился постучать.
Иван вышел в коридор, прислушался, спросил: «Кто?»
— Свои, — послышался знакомый голос.
Удивлённый Иван быстро открыл дверь Половинке, который держал в руках какие-то тетради. Старик, не ожидая приглашения, прошёл в комнату и сел к освещённому столу.
— Не спишь ещё? — спросил он. — Задачи решаешь? Вот и я не сплю. Не спится мне эту зиму, — значит, дела мои швах.
Он говорил шёпотом, вытягивая губы.
— А я на балкон посмотрел, вижу — свет у тебя, и решил зайти, хоть и поздно. Впереди ещё длинная ночь… Может, хоть перед гудком немножко засну.
Ивана поразила необычайная интонация в голосе бригадира.
— Я у тебя долго не засижусь, — продолжал Половинка. — Я тебе не то подарок принёс, не то наследство… Возьми эти тетради, а если я умру…
— Да что это вы, Максим Сергеевич?!
— Молчи, не перебивай!.. Я могу каждую минуту неожиданно умереть. Доктора это знают, только скрывают. Жаба у меня в груди сидит. Ну, слушай: если умру, а ты на моё место станешь, читай эти тетради. В них все бригадирские правила жизни записаны. Положи их в стол, ка самое дно, и не трогай, пока я жив. А то помру, никто и внимания на эти тетради не обратит, а они мне дороги. Ну, вот и всё моё наследство. Ничего, — как бы утешая себя, прибавил он, — немало пожил, хорошо пожил, может, ещё немного поживу. А ты ложись спать, глаза покраснели. Ложись.
И, встав со стула, высокий, сухой, медленно, как будто у него заржавели суставы, подошёл к двери, улыбнулся.
— Ты небось ругаешься: «Ходит, старый чёрт, по ночам, делать ему нечего…» Ну, недолго уж терпеть. Спи!
И вышел.
Ошеломлённый и встревоженный, Иван стоял в коридоре, не зная, в самом деле приходил старый бригадир или это приснилось. Нет, на столе, на таблице логарифмов, лежали две тоненькие тетради. Значит, не сон. Осторожно, почти благоговейно он взял их и запрятал в глубину ящика. Потом быстро разделся, погасил свет и лёг. Но сон не шёл, всё стояло перед глазами лицо бригадира. «Не может быть, ещё поживёт!» — подумал Иван и наконец заснул.
Утром он пришёл на работу, увидал Половинку, как всегда на своём месте, весёлого, рассудительного, и ночная встреча показалась сном. Ни бригадир, ни Иван не сказали о ней ни слова.
— Ребята, — незадолго до обеда предложил Максим Сергеевич, обращаясь
Они отправились в станочные пролёты цеха, где уже появились тяжёлые отливки с наклеенными белыми прямоугольниками комсомольского контроля. Все осмотрели, проверили.
— Бригадир должен следовать трём заповедям, — говорил Половинка, когда они возвращались обратно.-
Первая: всегда знай, что делается с деталями твоей машины. Вторая: умей каждому сборщику дать работу по вкусу, чтобы делал любимое дело. Третья: знай, кого надо выругать, а кому и доброе слово сказать, ни хулы, ни похвалы без нужды не произноси. Будешь выполнять эти заповеди на практике — выйдет из тебя бригадир!
И, будто вопрос о бригадирстве был давно решён, положил парню руки на плечи, словно опёрся на них.
В тот же день Сидоренко пошёл в прокуратуру. Немолодой человек с полным белым лицом, сидящий за столом, поздоровался с Кириллом, улыбнулся, протянул руку.
«Быстро меняются времена, — подумал Кирилл, — и слава богу, что меняются».
А вслух спросил:
— Как обстоит моё дело, товарищ Медведев?
— Ваше дело? Что вам сказать? Вашего дела больше не существует, — ответил прокурор. — Вчера пришли документы. Справку о вашей реабилитации можете получить в канцелярии. Стоимость конфискованных вещей вам вернут.
— А кто вернёт мне два года?
— Я понимаю ваши чувства.
Прокурору в последний месяц уже много раз приходилось слышать подобные слова, он привык к ним и не обижался. Сидоренко очень хотел сказать что-нибудь злое, колкое, хотя он хорошо понимал, что Медведев не имел никакого отношения к его делу. Злость сжимала горло, и нужное слово явно не находилось, а просто выругаться он не мог себе позволить. Прокурор смотрел на него сочувственно, понимающе, и это раздражало ещё больше.
«Вот посадить бы тебя годика на два, узнал бы…» — подумал Сидоренко, но сдержал себя и только сказал:
— Благодарю за хорошие вести и за помощь. Всего лучшего.
— Всего лучшего, — вежливо ответил Медведев.
Кирилл подошёл к дверям, взялся за ручку, но остановился.
— А бабку Галчиху тоже выпустят?
— Нет. Вы ошибаетесь, если думаете, что мы теперь всех выпускаем.
Через час, получив все документы и почувствовав себя равноправным гражданином Советского Союза, он вышел из прокуратуры. Теперь, когда невиновность его была не только признана, но и зафиксирована документально, чувство несправедливости и обиды стало особенно острым. Но держалось это настроение недолго. Справку в кармане пиджака он ощущал всё время и всё более широко шагал к дому Железняков. Он бывал тут часто, почти ежедневно, но никогда так не хотелось скорее очутиться на третьем этаже, увидеть Марину. Он с разбегу проехался по блестящей, хорошо наезженной подошвами школьников дорожке, чуть не упал, взмахнул руками, удержался и счастливо рассмеялся.