Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
И на глазах оторопевших пленных она крепко поцеловала Шамрая.
— А меня? — подскочил к Жаклин, как всегда, проворный Мунтян.
— Нет, тебя не хочу, — под смех собравшихся сказала Жаклин.
— А почему его поцеловала?
— Это совсем другое дело. Роман — мой муж.
Все, кто был в стволе шахты, крайне удивились этому сообщению.
— Браво, Шамрай, — послышались радостные голоса шахтёров. — Не растерялся парень!
— Будьте здоровы и счастливы, — весело, озорно звенел голосок Жаклин. — И не скучайте без меня, ребята,
Она вместе с Шамраем вышла к закопчённому машинному отделению. Сквозь разбитые стёкла крыши пробивались лучи багряного солнца. В лёгонькой кофточке, с распущенными волосами, белозубая, весёлая, Жаклин казалась чудом, неизвестно как оказавшимся здесь, рядом с Шамраем. И вот с этим чудом придётся сейчас расстаться.
— Поцелуй меня, — глаза Жаклин сияли.
— Мне не хочется отпускать тебя, — проговорил Роман. — Ты же рискуешь…
— Ничего, я не боюсь. Если бы ты знал, как я рада, что вижу тебя таким, с автоматом за плечом… Ты на меня не сердись, что я всем рассказала… Не могла я иначе. Мне так хотелось на весь свет крикнуть: «Смотрите, это мой муж. Он свободный. У него автомат в руках и полно патронов, его боятся боши…»
— Вот патронов-то у него как раз и маловато, — вставил Шамрай.
— Будет много, — уверенно сказала Жаклин. — А теперь отпусти меня…
— Ну, так просто я тебя уже не отпущу.
Потом они сидели рядом на старой скамейке во дворе шахты и молчали.
— Мне пора идти, — поднимаясь, сказала Жаклин. — Я люблю тебя.
— У тебя даже глаза светятся: Когда в городе встре-тишь немца, не поднимай глаз, а то сразу выдашь себя. Счастливо тебе!
Шамрай, выглядывая из-за старого забора, проводил жену взглядом, проследил, как исчезла за поворотом её светлая кофточка и растаяли в воздухе развеваемые ветром тёмные волосы.
— Поехала? — спросил Робер, когда Шамрай вернулся.
— Напрасно мы её отпустили, в городе полно патрулей.
— Не сходи с ума, парень, всё будет хорошо. Ты ещё плохо знаешь Жаклин.
— Ничего, скоро узнаю лучше, — сердито ответил Шамрай.
Он опустился на холодный, волглый камень и замер. И сразу увидел перед глазами Жаклин. Вот она, нажимая на педали, мчится на окраину Террана, приближаясь к лагерю… Вот и лагерь, окружённый колючей проволокой, из ворот выскакивают эсэсовцы. Жаклин падает с велосипеда…
Шамрай, вздрогнув, очнулся. Кажется, он задремал. О чём это говорит Робер? А, две пожилые женщины принесли свёртки со старой, залатанной одеждой… Отряд «Сталинград» принимает очередную поставку от французских шахтёров. А Жаклин всё нет и нет… Сколько же прошло времени? Во что бы то ни стало надо раздобыть часы, потому что какая это жизнь; если ты не знаешь, давно или недавно исчезла за поворотом шоссе светлая кофточка.
Солнце ещё не зашло, и поэтому показавшиеся над городом тяжёлые немецкие бомбардировщики, освещённые снизу его золотыми лучами, казались прозрачными. Куда они летят? На Ла-Манш?
Жаклин вернулась под вечер,
— Что в лагере? — бросился к ней Колосов.
— В лагере нет ни одной живой души, — отыскивая глазами среди партизан Шамрая, ответила девушка. — Сегодня утром вывезли всех пленных. Их было не так уж много, погрузили на три машины и увезли.
— Куда?
— Никто не знает. Одни говорят — копать окопы. Другие — будто бы в Германию…
— Опоздали мы, — глухо проговорил Колосов.
В шахте воцарилось молчание. Было жаль товарищей, с которыми делили все трудности лагерной жизни.
— Я привезла тебе бритву, — виновато, словно она сама была причастна к трагедии в лагере, сказала Жаклин Шамраю.
— Спасибо, Сколько их там было?
— Человек девяносто. Как раз на три машины.
Старый ствол шахты «Сан-маре», их надёжный спаситель и союзник, в эту минуту показался Шамраю сырой тёмной могилой, где нечем дышать, где тебя могут задушить, как мышь. И страшно захотелось как можно быстрее вырваться из шахты на волю, под звёздное небо, почувствовать дыхание ветра, настоящей свободы.
Солнце село. Над «Сан-маре» опустились сумерки. Партизаны по одному, по двое выходили со двора старой шахты. Не было силы, которая теперь была бы способна удержать их на месте. Им мало было ощущения свободы под вольным звёздным небом, хотелось настоящего действия, боя, мести… Жаль, не успели освободить ребят из лагеря.
— Что будем делать, командир? — спросил Мунтян,
— Подождём. Скоро вернётся из разведки Робер.
— Подождём, — передразнил его Кикоть. — Хватит, дождались уже… Всю жизнь вот так и будем сидеть сложа руки?
— Нет, чуть меньше, — ответил Колосов. — А разговоры, между прочим, приказываю прекратить. Будет совещание, тогда всё обсудим.
Вскоре ещё два человека появились на подворье. Одного — Робера — Шамрай узнал сразу. Другого, высокого француза с буйной шевелюрой, он никогда не видел. Правда, ущербная луна светила, как пригашенная лампа, но всё-таки ошибиться было трудно. Тотчас же собрали всех командиров.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал Робер. — Знакомьтесь, это капитан Габриэль — руководитель резистанса нашего района.
— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался капитан.
— Я хочу посмотреть на него, — заявил Кикоть. И сразу несколько лучей аккумуляторных фонариков сошлись на лице Габриэля.
Оно было совсем молодым, с горбатым гасконским носом, внимательными умными глазами, увеличенными сильными стёклами очков, с впалыми щеками и резко выступающим подбородком — отчего выбритый капитан казался бородатым. Он, конечно, не капитан, в армии, может быть, имел чин никак не выше лейтенанта, если, конечно, он вообще там служил. Впрочем, капитан не капитан, разве это имело сейчас значение, лишь бы умело командовал. Торопиться с выводами нечего. Война быстро выявляет характеры и способности людей, безошибочно определяет им настоящую цену.