Избранные произведения
Шрифт:
Оба они, и Франсиска и Даниэл, это понимали, особенно Даниэл, что вполне естественно для такого благородного человека. И он считал нужным сказать об этом своей возлюбленной, прежде чем расстаться с нею навсегда.
Вот какие чувства владели ими обоими в тот момент. После первых приличествующих случаю вопросов, которые оба постарались задать друг другу самым сдержанным тоном, Даниэл объявил Франсиске, что уезжает в Минас-Жерайс.
— Так надо, — добавил он. — Мы друг другу чужие, я не имею права видеть вас, а вы — меня.
— Это правда, — прошептала она.
— Вы должны осознать свое
Франсиска вздохнула.
— Да, любите его, — продолжал Даниэл, — это ваш долг, постепенно долг превратится в душевную потребность. Преданность, любовь и уважение, которыми он старается завоевать ваше сердце, заслуживают с вашей стороны не равнодушия, а ответного чувства…
— Я это знаю, — сказала Франсиска. — Вы думаете, я не стремлюсь к этому? Он так добр! И хочет, чтобы я была счастлива…
Какими бы пылкими ни были чувства этих молодых людей, их поведение служило образцом той не раз осмеянной истины, что страсти не всесильны, что их сила заключается в слабости духа.
— А я, — сказал Даниэл, — я уезжаю, прощайте.
Он встал.
— Уже? Так скоро? — спросила Франсиска.
— Сегодня мы разговаривали в последний раз.
— Прощайте!
— Прощайте!
Прощание их было похоже на преступную ласку перед вечной разлукой, и люди, чей сердечный союз был грубо разорван, чувствовали удовлетворение оттого, что могли сохранить друг к другу уважение и утешаться тем, что честь мужа и товарища для них оставалась превыше всего.
И через два дня Даниэл навсегда уехал в Минас-Жерайс.
Сезар провожал его часть пути. Поступок друга рассеял последние подозрения. Как бы там ни было, но Даниэл знал, в чем состоит его долг.
Однако в каком положении оказались супруги? Сезар много думал об этом и решил, что ему не справиться с мукой и огорчениями такой жизни.
Первые дни после отъезда Даниэла не принесли им облегчения. Сезар испытывал явное замешательство, Франсиска стала печальнее, чем прежде, и оба они были так далеки друг от друга, что Сезар понял: если он ничего не придумает, то суждено ему беспросветное отчаяние.
Он отдавал себе отчет в том, что его нарочитая холодность не может расположить к нему жену. И он решил снять маску, стать тем, кем он был на самом деле: преданным, любящим и страстным мужем, — а ведь именно таким в глубине души представлялся Франсиске супруг ее пылкой мечты, когда она еще питала развеявшиеся как туман надежды на соединение со своим возлюбленным.
Поначалу Франсиска с привычным равнодушием принимала знаки супружеской любви, но постепенно, по мере того как рубцевалась ее сердечная рана, на уста Франсиски возвращалась улыбка, правда, пока еще как редкий солнечный луч на пасмурном зимнем небосводе, но луч этот — предвестник наступающей весны.
Сезар не отступал, в любви он искал все новые и новые ласки, которыми надеялся завоевать сердце Франсиски, не роняя своего достоинства главы семейства. Каких только развлечений не предоставлял он ей! Все силы своей души он отдал на достижение заветной цели. Она добра, нежна, откровенна, способна любить и сделать
День ото дня тускнело воспоминание о Даниэле. Вместе с душевным покоем вернулась к ней и прежняя красота. Франсиска менялась, и, пока шла эта неторопливая внутренняя работа, сердце ее освобождалось от прежней любви и в душе появлялись первые ростки законной, священной супружеской привязанности.
И в один прекрасный день оказалось, что Франсиска и Сезар, сами того не заметив, любят друг друга так, словно познали это чувство впервые. Сезар победил. Они даже говорили о Даниэле, но имя это не вызывало печали у Франсиски, ревности — у Сезара.
Однако чего стоила эта победа! Скольких душевных мук стоила она Сезару, отдавшему все силы на завоевание души своей жены. Не раз ему казалось, что он унижает себя, изо дня в день отвоевывая сердце, которое отец Франсиски должен был отдать ему девственно свободным, а на самом деле оно стало полем битвы с любовью другого.
Вину отца своей жены он видел в том, что, не сумев сберечь сердце дочери, он обрекал на муки и мужа, которого сам ей дал, и возлюбленного, которого отнял у нее…
Но когда Сезар понял, что Франсиска любит его, он стал думать иначе, он благословил ошибку тестя, которого недавно проклинал. Теперь ему безраздельно принадлежали искренняя любовь, нежность и преданность жены. И Франсиска, истосковавшаяся по любви, наконец обрела у домашнего очага то счастье, какое не вымолила слезами.
Сказать, что супруги счастливо прожили до конца дней своих, — значит повторить традиционную концовку любого романа, но что поделаешь, если это истинная правда.
Я хочу привести только одно доказательство, в которое тоже не так-то просто поверить.
Несколько лет спустя после событий, о которых я рассказал, Даниэл вернулся в Рио и снова встретился с Франсиской и Сезаром.
Сожалею, но никак не могу сказать, что это был прежний юноша с поэтическим и возвышенным характером; я вынужден признать, что время и жизнь повлияли на него. Время заставило его позабыть те благородные идеалы, которые поддерживала в нем юношеская поэтичность и любовь Франсиски; жизнь способствовала этой перемене. Внутренний облик Даниэла совершенно изменился под влиянием времени, людей, жизни. Он вернулся в места, где любил, где пережил душевное горе, но сам уже был иным. Он стал тщеславен, слегка высокомерен — все это наложило отпечаток на его манеры, поведение и отношение к жизни.
Я знаю, читатель был бы доволен, если бы мой рассказ закончился, как и полагается, — тем, что герой гибнет во время бури, посылая свету последние проклятия, а небу — последний вздох своей музы.
Так было бы красивее, но дальше от действительности.
С нашим Даниэлом судьба обошлась иначе, и я предпочитаю рассказать правду, а не идти на поводу у поэтически настроенного читателя.
Когда Даниэл снова вернулся в Рио, Франсиска блистала совершенной красотой; она была уже не прежняя наивная девушка, а восхитительная женщина, сознающая свою силу.