Избранные романы: Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.
Шрифт:
— Вы детектив-суперинтендент Рой Грейс, работаете в управлении департамента уголовного розыска, «Суссекс-Хаус», Холлингбери, Брайтон, так? — спросил адвокат.
— Да, — ответил Грейс.
Чаруэлл, превосходный актер, выдержал эффектную паузу, прежде чем заговорить снова — теперь уже тоном, который позволял заключить, что он вот только сию минуту стал лучшим другом Роя Грейса.
— Я тут подумал, детектив-суперинтендент, не смогли бы вы нам помочь? Известно вам что-нибудь о связанном с этим делом полуботинке? Коричневом, крокодиловой кожи.
— Да,
Еще до того, как адвокат произнес следующие слова, Грейс понял, что за этим последует.
— Вы не хотите рассказать нам о человеке, к которому вы носили названный полуботинок, или мне придется вытягивать из вас эти сведения?
— Вообще говоря, сэр, я не понимаю, к чему вы клоните.
— Я думаю, детектив-суперинтендент, что вы понимаете, к чему я клоню. Разве не является фактом то, что вы нанесли ущерб жизненно важной улике, относящейся к данному делу? А именно полуботинку.
— Я бы не сказал, что нанес ему хоть какой-то ущерб, — ответил Грейс. Надменность адвоката его разозлила, но план игры стал ему ясен.
— Вы не считаете, что нанесли ему ущерб? — Ответа адвокат дожидаться не стал, а сразу заговорил дальше: — Я обвиняю вас в том, что вы, злоупотребив своим положением, изъяли важную улику и отнесли ее к дилетанту, практикующему черную магию.
И, повернувшись к судье Дрисколлу, он продолжил:
— Ваша честь, я намереваюсь доказать суду, что данные по ДНК, полученные при исследовании данного полуботинка, недостоверны, поскольку детектив-суперинтендент Грейс нарушил неприкосновенность этой важнейшей улики и, возможно, нанес на нее посторонние загрязнения.
И он резко повернулся к Грейсу:
— Я буду прав, детектив-суперинтендент, не так ли, если скажу, что девятого мая сего года вы возили этот полуботинок в Гастингс, к так называемому медиуму миссис Стемпе?
— Я придерживаюсь очень высокого мнения о миссис Стемпе, — ответил Грейс.
— Нас не интересуют ваши мнения, детектив-суперинтендент, нас интересуют факты.
Однако у судьи, похоже, разыгралось любопытство:
— Я считаю, что его мнения имеют для данного дела очень большую ценность.
Грейс продолжил:
— Она помогала мне во многих прежних расследованиях. Три года назад я получил от Мэри Стемпе информацию, которой оказалось достаточно, чтобы установить имя человека, подозреваемого в убийстве. Что привело к его аресту.
— То есть вы, детектив-суперинтендент Грейс, занимая должность старшего офицера полиции, регулярно прибегаете к черной магии, не так ли?
По залу прокатился смешок.
— Я не назвал бы это «черной магией», — ответил Грейс. — Я назвал бы это альтернативным источником информации.
— То есть будет правильным сказать, что вы — человек оккультный? Верящий в сверхъестественное?
Теперь судья Дрисколл взирал на Грейса так, точно его-то здесь и судят. Лихорадочно пытаясь придумать уместный ответ, Грейс бросил взгляд на присяжных. И внезапно понял, что ему следует сказать.
— Чего первым делом потребовал от меня суд, когда я занял свидетельское место? — спросил он.
И не дав адвокату открыть рот, Грейс сам ответил на свой вопрос:
— Чтобы я поклялся на Святой Библии. — Он помолчал, ожидая, пока все усвоят услышанное. — Бог — существо сверхъестественное. Раз этот суд принимает свидетельские показания, даваемые под присягой, принесенной сверхъестественному существу, было бы странно, если бы я и все здесь присутствующие не верили в сверхъестественное.
— У меня больше нет вопросов, — сказал, садясь, Чаруэлл.
Заседание пошло дальше, вызвали очередного свидетеля защиты. До вечернего перерыва Рой Грейс еще сохранял надежду, что история с полуботинком сойдет ему с рук. Надежда эта разбилась вдребезги, как только он вышел из здания суда.
На другой стороне улицы аршинный заголовок местной газеты «Аргус» просто-напросто голосил: «ОФИЦЕР ПОЛИЦИИ ПРИЗНАЕТСЯ В ОККУЛЬТНОЙ ПРАКТИКЕ».
Голод не стихал, как ни пытался Майкл забыть о нем. В голову лезли мысли о гамбургерах с толстыми ломтиками жареной картошки, о зажаренных на гриле лобстерах и беконе.
Его опять охватила паника, и Майкл начал втягивать в себя воздух, глотать его. Он закрыл глаза, пытаясь вообразить, будто находится в каком-то теплом месте — на яхте, посреди моря. Кругом вода, над головой чайки. Однако на него давили стенки гроба. Майкл нащупал на груди фонарик, включил его — батарейки уже садились.
Некоторое время назад ему страшно захотелось пить, однако, пошарив по груди, он нашел лишь бутылку виски. Осторожно отвинтив дрожащими пальцами крышечку, Майкл поднес горлышко к губам. При первом глотке ему показалось, что ароматная жидкость обращается у него во рту в огонь, обжигающий пищевод. На этот раз он сделал лишь маленький глоток, прополоскал пересохший, ставший липким рот, растягивая каждую каплю на сколь возможно долгий срок.
Его горизонтом была теперь часовая стрелка. Часы купила ему Эшли — «Лонжин», с серебряным корпусом и светящимися римскими цифрами. Самые классные часы, какие у него когда-либо были. У Эшли отличный вкус. В ней все классно — то, как вьются ее длинные каштановые волосы, походка, уверенность, с которой она говорит, прекрасные, как у классической статуи, черты. В Эшли было что-то особенное. Уникальное.
И мама тоже так говорила, хотя обычно она его подружек не одобряла. Но Эшли быстро ее очаровала. Вот что еще он в ней любил. Способность очаровать кого угодно. Майкл влюбился в нее, едва она появилась в их с Марком офисе.
А теперь, по прошествии шести месяцев, они собираются пожениться.
Жуткий зуд в паху и в бедрах. Раздражение. Уже много времени прошло с того момента, как он не совладал с мочевым пузырем и обмочился. А всего миновало двадцать шесть часов.
Он раз, наверное, двести пробовал сдвинуть с места крышку. Ничего не получилось. Пробовал просверлить в ней дыру металлическим корпусом рации. Но корпус оказался недостаточно твердым. Майкл снова включил рацию.
— Алло? Меня кто-нибудь слышит?