Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман
Шрифт:
Когда Кэтрин, отчасти ради забавы и отчасти в надежде, что эта сигнализация для переговоров с Барнстейблом на самом деле когда-нибудь пригодится, изобретала ее, она, к счастью, подумала и о необходимых средствах, чтобы отвечать на его вопросы. Очень простое приспособление из шнуров от оконных гардин послужило ей для этой цели. Проворными пальчиками она быстро нанизала шелковые лоскутки на шнуры и выбросила их за окно, предоставив им развеваться там на ветру.
— Он видит их! — воскликнула Сесилия. — И готовится сменить свои флажки.
— Следи за ним, кузина, и называй мне по порядку цвета, которые он будет выставлять, а я постараюсь истолковать их значение.
— Он так же ловко орудует флажками, как и ты… Вот теперь над башней появились два: верхний —
— Белый над черным, — быстро повторила про себя Кэтрин и начала перелистывать страницы книжечки. — «Мой посланный. Видели ли вы его?» На это нам придется сообщить ему печальную правду. Вот: желтый, белый и красный. Это значит: «Он взят в плен». Как удачно, что я предусмотрела такие вопросы и ответы! Что он говорит, Сесилия, в ответ на эту новость?
— Он готовит новые флажки, дорогая… Кэтрин, ты так дрожишь, что колеблешь подзорную трубу… Готово. На этот раз желтый над черным.
— «Гриффит или кто?» Он не понял нас, но я, составляя сигналы, помнила и о бедном мальчике. Ага! Вот желтый, зеленый и красный: «Кузен Мерри». Теперь он непременно поймет.
— Он убрал сигнал. Новость, по-видимому, встревожила его, ибо он что-то замешкался… А вот снова флажки: зеленый, красный и желтый.
— Он спрашивает: «Я в безопасности?» Вот, значит, что заставило его медлить, мисс Говард! — продолжала Кэтрин. — Барнстейбл не любит думать о своей собственной безопасности. Но как я отвечу ему? Если мы введем его в заблуждение, то никогда себе этого не простим!
— За Эндрю Мерри бояться нечего, — ответила Сесилия. — И я думаю, если бы капитан Борроуклиф подозревал, что неприятель так близко, он не остался бы за столом.
— Он будет сидеть там, пока есть вино и пока он в состоянии пить, — сказала Кэтрин, — но мы на печальном опыте убедились, что при неожиданных обстоятельствах он мгновенно снова становится солдатом. Все же на этот раз я положусь на его неосведомленность. Вот мой ответ: «Вы пока вне опасности, но будьте осторожны».
— Он быстро понял значение твоего сигнала, Кэтрин, и уже приготовил ответ. На этот раз он выставил зеленый флажок над белым. Ты, кажется, меня не слышишь: зеленый над белым. Что с тобой? Ты онемела? Что он говорит, дорогая?
Кэтрин по-прежнему не отвечала, и Сесилия, оторвав взгляд от подзорной трубы, увидела, что кузина ее уставилась в открытую книжечку, но румянец на ее щеках стал еще гуще.
— Надеюсь, твои зардевшиеся щечки и его сигналы не говорят ни о чем плохом, Кэт? — спросила Сесилия. — Может ли зеленый означать его ревность, а белый — твою невинность? Что он говорит, сестрица?
— Он говорит, как и ты, одни глупости, — ответила Кэтрин, вновь принимаясь за свои флажки с обиженным видом, которому явно противоречило радостное выражение ее лица. — Но сложившееся положение требует, чтобы я поговорила с Барнстейблом более свободно.
— Я могу уйти, — сказала Сесилия и направилась к двери.
— Ну что ты, Сесилия! Я не заслуживаю таких укоризненных взглядов! Это ты сейчас легкомысленна… Ты, вероятно, сама заметила, что уже начало смеркаться и продолжать разговор прежним способом становится трудно. Вот сигнал, годный при таких условиях: «Когда часы пробьют девять, осторожно подойдите к калитке, которая выходит на дорогу с восточной стороны луга. До тех лор прячьтесь». Я приготовила этот сигнал на случай, если понадобится свидание.
— Он видит сигнал, — сказала Сесилия, которая снова заняла место у трубы, — и, по-видимому, намерен подчиниться твоему приказанию, потому что больше я не вижу ни флажков, ни его самого.
Мисс Говард отошла от подзорной трубы, но Кэтрин, прежде чем поставить инструмент обратно в угол, бросила еще один долгий, жадный взгляд на необитаемую башню. Интерес и тревога, возбужденные этим коротким разговором, далеко не удовлетворившим мисс Плауден и ее возлюбленного, породили различные мысли в головках обеих девушек и дали им обильный материал для серьезной беседы, но вскоре вошла Элис Данскомб и сообщила, что их ждут внизу. Даже ничего не знавшая Элис, войдя, сразу
Полковник Говард и Борроуклиф приняли дам с подчеркнутой учтивостью. Порой на лице первого, всегда открытом и благородном, мелькала глубокая грусть, несмотря на явные его попытки сохранить веселый вид, в то время как офицер-вербовщик продолжал хранить непоколебимое хладнокровие и спокойствие. Десятки раз он замечал, что проницательный взор Кэтрин останавливается на нем с таким вниманием, которое человек менее рассудительный мог бы истолковать самым лестным для себя образом, но даже это не могло поколебать самообладание капитана. Напрасно Кэтрин пыталась прочесть что-либо на его лице, хранившем маску непреклонного воина, хотя все его поведение казалось особенно непринужденным и естественным. Устав наконец от своих бесплодных наблюдений, взволнованная девушка обратила взор на часы и, к своему удивлению, убедилась, что вот-вот пробьет девять. Поэтому, не обращая внимания на укоризненный взгляд кузины, она встала и вышла из комнаты. Борроуклиф поспешил открыть перед ней дверь, и, когда девушка кивком головы поблагодарила его за внимание, их взгляды еще раз встретились. Но она быстро скользнула мимо него и очутилась в галерее. Минуту Кэтрин оставалась в нерешительности, ибо уловила во взоре капитана тень насмешки, свидетельствовавшей о сознании им своего превосходства и некоем тайном умысле. Однако не в натуре се было медлить, когда обстоятельства требовали быстрых и смелых действий, и поэтому, набросив на плечи приготовленный заранее темный плащ, она осторожно вышла из здания.
Хотя Кэтрин и подозревала, что Борроуклиф располагает сведениями, способными причинить вред ее возлюбленному, она, выйдя в сад, напрасно пыталась обнаружить какие-либо изменения в мерах для обороны монастыря, которые могли бы подтвердить ее подозрения и о которых ей следовало бы сообщить Барнстейблу, дабы он мог избежать тайной опасности. Однако вся диспозиция оставалась такой, какой она была и до пленения Гриффита и его товарищей. Ее слух уловил тяжелую поступь часового, который быстрыми шагами ходил под окнами арестованных, пытаясь согреться на посту, а когда она остановилась, то услышала и бряцание оружия солдата, охранявшего, как всегда, подход к той части здания, где квартировали его товарищи. Ночь была темная, а небо заволокло тучами, и, хотя к концу дня буря несколько утихла, все же ветер был довольно силен и временами завывал в стенах большого здания. Требовалась особая тонкость слуха, чтобы среди такого шума различить даже знакомые звуки. Уверившись, что слух все же не обманул ее, Кэтрин обратила тревожный взгляд в ту сторону, где, по словам Борроуклифа, находились «казармы».
Там все было темно и тихо, но само это спокойствие вызывало у нее новые опасения. Может быть, обычно веселые и шумные солдаты теперь спят? А может быть, эта тишина означает коварные приготовления? Однако размышлять было некогда, и Кэтрин, закутавшись в плащ, легкими и осторожными шагами направилась к тому месту, где она назначила свидание Барнстейблу. Когда она приблизилась к калитке, часы пробили девять, и она снова остановилась, прислушиваясь к печальным звукам колокола, которые донес до нее ветер, словно ожидала, что ближайший же новый удар окажется сигналом и откроет ей тайные намерения Борроуклифа. Наконец, когда замер последний звук, она открыла маленькую калитку и вышла на дорогу. Тотчас из-за угла к ней бросился человек. Сердце Кэтрин учащенно забилось при его внезапном появлении, и она очутилась в объятиях Барнстейбла. Когда несколько утихла первая радость встречи, молодой моряк рассказал возлюбленной о гибели шхуны и о тех, кто спасся от смерти.