Избранные стихотворения Ури Цви Гринберга
Шрифт:
в вожделеньи дрожат дрожью новорождённых холмов.
Днём они как и все — суетливы, слабы и безлики.
Ночью — пьющие пламень запретных цветов и плодов.
Перевод М. Польского
СЫНОВНЯЯ ПЕСНЬ
/Перевод М. Польского/
Гряньте, тридцать орудий,
воздаянье за то, что меня зачала и носила,
за родильную муку, за мёд материнского млека,
белизну и покой колыбели, младенчества негу,
за её поцелуи, покрывшие щёки и очи,
за уборки и стирки, за песни в бессонные ночи...
Гей! Я славу сегодня пою — всею плотью и кровью —
это плата её — за любовь воздаётся любовью.
вместе с нею лицо над моей колыбелью склоняю
сладкий запах младенческий мой вместе с нею вдыхаю.
Тридцать лет моих этим увенчаны, тридцать орудий,
что возносят сыновнюю песнь, чтоб услышали люди,
чтоб увидели все — и видение это нетленно —
это сын — это песнь — это мать — это сердце Вселенной.
Перевод М. Польского
ПЕСНЯ ИДУЩИХ ВДВОЕМ /Перевод М. Польского/
В тишине расцветают слова
между ними и звёздами, и
вянет и прорастает трава,
по которой ступают они.
Им пока и не снилась хупа,
о помолвке и помыслов нет,
лишь волшебная вьётся тропа
и волшебный от локонов свет.
Их желанье связало до слов.
В их слиянии — слава Творца.
Ночь накинула звёздный покров
на ранимые эти сердца.
Перевод М. Польского
ОН БЫЛ СУМАСБРОД
/Перевод В. Горт/
Да, он был сумасброд. Потому что
монеты — ему их бросали,
он — не подбирал,
удивляя народ.
Он лишь пел перед лицами окон и брёл
по дворам.
"Выбирайтесь из платьев, нагие!
На глянцевых мускулах тел пусть мелькает дорога! —
так он пел, — дайте руки друг другу — в биении пульсов — в
едином порыве — не дрогнув —
раскопайте хранилища кладбищ,
в ладонях согрев черепа мертвецов, — пусть их много! —
дайте каждому черепу — по человеку! —
авой мне и ой — их глазницам — по веку!,
наполняя пустоты душой...
Люди-пленники каменных джунглей, во имя грядущих —
впишите в бегущую кровь
все начала событий, стенной штукатуркой хранимые, всё —
вплоть до губ чердаков, —
происшедшее в тысячелетии нашем шестом —
аллай, ой — горе мне! — чтоб рыдать... обо всём...
Днём, лунатики, выйдите в мир, как ночами во сне,
набредите на главную трассу,
запряжённых коней потащите сквозь гущи базаров
с набитыми кормом мешками!
Следом — женщины, ярко нагие,
со скрипками громкими в длинных руках, с фонарями,
словно с молниями, с барабанами, будто с громами!.. В путь! —
тысячи ваших вагонов
на решающем из перегонов
сдвинув разом, —
вперёд, поезда!
Аллай, ой мне, беда...
Я сзываю в далёкую дивную область: львов, тигров,
наследников царских, царей.
И придут, и сыграют там пьесу, которая жизни живей,
ибо юноши — те, что под спудом Вогез и Карпат, —
стали мертвых мертвей...
Не до девушек им после стольких смертей,
пропадает нутро у них — не до еды,
вот уж нет у них уст —
не попросят воды...
Аллай-ойя, о грусть..." —
так он пел. Приоткрывшие окна мужчины кричали певцу:
"Тише, псих!"
Да и женщины — если и склонялись на песни
из распахнутых окон, обнять порываясь его, —
всё ж, захлопывали створки встык,
не зазвав его в дом ни на миг...
Перевод В. Горт
ПЕРЕВОДЫ С ИДИШ
«На всех моих путях, простертых в мысли…»
* * *
На всех моих путях, простертых в мысли,
Печаль разлита золотом вечерним;
А прошлое мне видится вдали
Отрезанным, как остров...
Дальше — море.
Простерлись, перепутавшись, пути
Налево и направо. Я не знаю —
Каким идти. Но ясно лишь: ведет
Любой из них к черте последней, к смерти.
Варшава, 1921
«Нас на этой земле…»
* * *
Нас на этой земле