Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)
Шрифт:
Тут само собой возникает сомнение: не слишком ли далеко заходит в данном случае Кон? Отвергать вышеупомянутые экономические законы на том основании, что они еще не заключают в себе всей истины, — не значит ли это чересчур легко относиться к требованиям, предъявляемым науке жизнью, — тем требованиям, которые так прекрасно изображает сам Кон89? Если все экономисты последуют примеру Кона и ближайшее наше поколение ничего не будет уже знать об этих обрекаемых теперь на забвение законах, то не покажется ли тогда всем нам, что вместе со многими ошибками отнята у жизни и значительная доля истинного знания?
Чтобы разрешить все подобные сомнения, мне пришлось бы обратиться к исследованию важного методологического вопроса. Но здесь не время и не место заниматься этим, тем более что на страницах того же самого журнала, в котором печаталась настоящая моя статья, этот вопрос еще недавно обсуждался писателем, гораздо более компетентным в этом деле, — обсуждался настолько обстоятельно и беспристрастно, что высказанные этим писателем взгляды будут сочувственно приняты вместе с некоторыми оговорками и я могу вполне присоединиться
Если мы бросим на середину гладкого, как зеркало, пруда камень, то увидим, что круги расходятся во все стороны с безукоризненной отчетливостью и правильностью. Дующий в открытом море ветер, порывы которого никогда не идут совершенно в одном и том же направлении и с совершенно одинаковой силой, вызывает движение волн, которое в общих чертах отличается некоторой правильностью, но если мы будем всматриваться в детали, то заметим множество отклонений и неправильностей. Наконец, когда ветер внезапно переменяется или когда громада волн ударяется о неровный, изрытый ущельями берег, тогда получается то дикое бушевание набегающих одна на другую волн, которое называют прибоем и единственным законом которого служит, по-видимому, отсутствие всякой правильности.
Если мы будем исследовать причину этого различия в движении волн, то найдем ее очень легко. В первом случае действует единственная двигательная сила, и благодаря этому свойственные ей законосообразные действия, не подвергаясь враждебному влиянию другого рода сил, могут проявляться в самом чистом виде. Во втором случае перекрещиваются действия разнородных сил, но одна из этих сил слишком могущественна и потому может, по крайней мере временно, оказывать определяющее влияние на характер совокупного действия всех сил. В третьем случае, наконец, нестройное действие нескольких противоположных сил приводит к беспорядочному смешению разнообразных движений, которые, перекрещиваясь между собою и парализуя друг друга, дают в конечном результате полное отсутствие всякой правильности.
Совершенно аналогичные причины порождают, как мне кажется, совершенно аналогичные действия и в области явлений товарных цен.
Как наша деятельность вообще, так и наши действия в сфере обмена в частности находятся под влиянием тех побуждений, из которых они проистекают. Смотря по тому, до какой степени будем мы специализировать мотивы наших действий, их можно насчитать и только два (эгоизм и альтруизм), и несколько десятков или даже сотен (например, стремление к получению непосредственной хозяйственной выгоды; стремление получить выгоду косвенным путем — посредством привлечения покупателей или заказчиков, посредством вытеснения конкурентов; нежелание покупать у личного врага, у политического или национального противника, антисемитизм; далее: тщеславие, досада, своенравие, жажда мести; желание из великодушия, из расположения доставить хозяйственную выгоду другому, наказать его, исправить его и т. д.). Кто задается целью объяснить действия людей при определении цен теми мотивами, которыми они руководствуются, тот, — как ни поучительно соединение множества родственных мотивов в обширные группы — не может обойтись без более или менее детальной специализации мотивов. Дело в том, что незначительные видоизменения в одних и тех же побуждениях, относящихся к рассматриваемой сфере, оказывают нередко очень сильное влияние на характер нашей деятельности. Так, например, забота о собственной хозяйственной выгоде приведет к совершенно различным способам действия, смотря по тому, будет ли собственная выгода служить непосредственной или же — как при стремлении побить неприятного конкурента — только косвенной, более отдаленной целью; в первом случае эгоизм заставит продавца продавать дороже, во втором, напротив, продавать дешевле. Или еще: основной мотив «тщеславие» дает совершенно неодинаковые результаты, смотря по тому, выражается ли он в желании прослыть за важного барина или же в стремлении показать себя хорошим хозяином и опытным покупателем.
Каждый мотив имеет тенденцию направлять нашу деятельность при данных условиях в определенную сторону. Если бы при установлении цен мы находились всегда лишь под влиянием какого-нибудь одного неизменного мотива, например стремления получить при обмене возможно большую непосредственную выгоду, то, разумеется, и действие этого мотива могло бы проявляться постоянно в самом чистом виде, и устанавливающиеся под его исключительным влиянием цены являлись бы тогда едва ли менее ясным и полным выражением правила и закона, чем равномерные круги, расходящиеся от камня, брошенного в воду. На предположении, что в сфере обмена господствует исключительно стремление к собственной выгоде, и построила политическая экономия закон спроса и предложения, который будто бы с точностью математической формулы может указывать высоту цены, образующейся при данном состоянии предложения и спроса.
Однако в действительности мы видим почти совсем иное. Очень часто, даже в большинстве случаев, мы действуем под одновременным влиянием нескольких или даже многих перекрещивающихся между собой мотивов, и вдобавок комбинация мотивов, действующих в том или ином случае, в свою очередь, подвергается изменениям в зависимости как от числа и характера, так и от относительной силы сталкивающихся побуждений. Вполне естественно, что вместе с тем перемешиваются и перекрещиваются между собой и действия мотивов. В результате всего этого картина законосообразности человеческих поступков не то что разрушается совершенно, — иначе ведь опыт никогда бы не мог навести экономистов на мысль о законе предложения и спроса, — а в весьма значительной степени затемняется. Лишь в некоторой части случаев установление цен происходит в точном соответствии с формулой закона предложения и спроса; в другой же части случаев может проявляться только мимолетная тенденция к законосообразности, допускающая более или менее значительные отклонения; а нередко бывает, наконец, и так, что образование цен совершается прямо-таки наперекор закону цен, — возьмем, например, акты великодушия, облекающиеся в форму покупки.
Таков материал, с которым приходится иметь дело экономисту при построении теории цен. Ввиду особенных качеств этого материала выдвигаются два вопроса, которые должны быть разрешены прежде всего: во-первых, действительно ли не подчиняются никакому правилу, никакому закону те случаи, в которых правило, закон проявляются лишь в слабой степени или даже совсем не проявляются? Во-вторых, каким образом теория может выполнить по отношению к этого рода случаям свою основную задачу — объяснять явления?
При разрешении обоих этих вопросов нам сослужит большую службу наша аналогия. Пусть профан с некоторой долей правдоподобности называет движение волн во время морского прибоя «неправильным», «беспорядочным», «хаотическим» — физик только улыбнется, когда ему скажут, что какое бы то ни было движение может совершаться вне рамок строгой законосообразности. Он объяснит нам, напротив, что в высшей степени запутанное движение волн во время морского прибоя является именно законосообразно необходимым результатом чрезвычайной сложности действующих тут сил; что при набегании волны на такого-то и такого-то рода скалу, при рассечении ее другими волнами, идущими назад или падающими под таким-то и таким-то углом, в силу общего закона движения волн может получиться только это крайне сложное, запутанное движение, которое глазу профана должно вполне естественно казаться совершенно беспорядочным, хаотическим. Подумав немного, мы убедимся, что совершенно то же самое следует сказать и относительно беспорядочного, по-видимому, движения цен. Если законосообразность человеческих действий заключается в том, что одни и те же мотивы при одинаковых условиях приводят и к одинаковому способу действия, то вполне естественно, что неодинаковые мотивы приводят в результате к неодинаковым действиям. Если мы знаем, что данное лицо при покупке известных вещей преследует скрытую цель — сделать таким косвенным путем подарок продавцу, то нам, без сомнения, не покажется удивительным или ненормальным тот факт, что в подобном случае цена поднимается выше обыкновенной рыночной цены, — точно так же, как не кажется нам странным, что волна, набегающая на берег, движется иначе, нежели в открытом море; или что в безвоздушном пространстве пушинка падает иначе, чем в воздухе; или что при двойном заряде пороха пуля летит с гораздо большей быстротой, нежели при простом. При различии движущих сил различие результатов представляет собой явление не аномальное, а вполне нормальное — как в мире физическом, так и в сфере человеческой деятельности.
Спрашивается теперь: каким же образом наука может выполнить свою задачу в приложении к этим, по-видимому, совершенно беспорядочным, хаотическим, но в действительности лишь крайне сложным, запутанным случаям?
Обратимся еще раз к нашему физику и посмотрим, как он поступает в подобных случаях. Физик выводит прежде всего закон основного феномена, т. е. того движения волн, которое получается при приложении какой-нибудь одной, простой движущей силы. Установив этот закон, физик переходит к изучению того действия, которое вызывается присоединением к простейшей движущей силе влияний другого рода. Он исследует, какой результат получается, когда волна встречает на своем пути какую-нибудь преграду, например твердую стену; он выясняет это, предполагая, во-первых, что волна сталкивается с преградой под прямым углом, предполагая, во-вторых, что столкновение происходит под острым углом. Он выводит далее законы «явлений интерференции», обнаруживающихся при встрече нескольких волн, и притом опять различает два типичных основных случая: во-первых, когда интерферирующие волны идут параллельно; во-вторых, когда они пересекают друг друга; когда волны движутся в одном и том же направлении и когда они движутся в противоположных направлениях; когда длина волн одинакова и когда она неодинакова; когда гребни и углубления интерферирующих волн совпадают между собою и когда они находятся друг от друга на расстоянии половины длины волны или на каком-нибудь ином расстоянии, и т. д. Само собой разумеется, что физик не станет при этом исследовать порознь все возможные виды преград, влияющих на движение волн, он возьмет лишь характерные типы их, которые представляются ему необходимыми для выполнения его общей или специальной задачи. Так, например, в большинстве случаев он может ограничиться построением формулы закона для столкновения волн с твердой стеной правильной формы, не выводя ее для всевозможных неправильных форм — вогнутой, сломанной и т. д. Если же вследствие каких-нибудь особенных обстоятельств окажется практически важной какая-нибудь редко встречающаяся форма, если, например, дело идет о какой-нибудь совершенно своеобразной преграде, то физик без всяких разговоров отнесет и ее к числу подлежащих исследованию типов. Раз наш физик выяснил одно за другим все усложнения, вызываемые присоединением отдельных типических факторов к основному феномену простого волнообразного движения, то ему уже нетрудно будет объяснить и тот общий результат, который должен получиться при одновременном действии многих из этих факторов или же всех их. Он разлагает явление морского прибоя, представляющегося на первый взгляд совершенно хаотическим, на множество отдельных движений, из которых с каждым порознь он уже знаком и из которых каждое носит на себе вполне ясный отпечаток законосообразности. Но если бы кому-нибудь пришло в голову прямо заняться объяснением явлений интерференции, не выяснив предварительно для себя и других закона простого движения волн, то наш физик, без сомнения, назвал бы такого рода намерение нелепым и невыполнимым.