Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
…Она услышала зов, почувствовала, что зовет Кита, что губы складывают слова, но те остаются беззвучными:
— Кит! Господи боже мой! Кит!
И тут она ощутила еще чье-то присутствие, нечто внешнее, прямо перед собой, цельное, очерченное красноватым ажурным узором. Внезапно она поняла. Окно Святого Франциска. Мысль уцепилась за него, приникла из последних сил, и она услышала, как все кричит непрерывно, неслышно: «Кит! Кит!»
А потом из тишины великой раздался голос:
— Благословен Бог.
Медленно
— Благословен Бог.
И тут же слова эти запели в ее сердце; запах ладана в таинственном, сладостном покое лежал на воздухе, а свеча на алтаре погасла.
— Благословенно имя Его.
— Благословенно имя Его.
Тут все померкло в круговерти тумана. Издав то ли возглас, то ли стон, она покачнулась и упала назад, на внезапно оказавшиеся там руки Кита.
V
— Лежи тихо, дитя.
Она вновь закрыла глаза. Лежала она в траве, откинув голову на руку Кита, а Реган промокал ей лоб холодным полотенцем.
— Все в порядке, — сказала она негромко.
— Знаю, но ты еще немного полежи. Там было слишком жарко. Джарвис это тоже почувствовал.
Она рассмеялась, а Реган вновь осторожно коснулся полотенцем ее лба.
— Все в порядке, — повторила она.
Но хотя разум и сердце наполнял теплый покой, она чувствовала себя странно разбитой и отрезвленной, будто некто держал на весу ее обнаженную душу и громко смеялся.
VI
Через полчаса она шагала, опираясь на руку Кита, по длинной центральной аллее к воротам.
— Как быстро день пролетел, — вздохнул Кит, — и мне очень жаль, что тебе стало нехорошо, Лоис.
— Кит, все уже в порядке, правда; не переживай, пожалуйста.
— Бедное ты мое дитятко. А я-то и не сообразил, что после поездки по жаре и всего остального благословение может оказаться для тебя слишком долгим.
Она жизнерадостно рассмеялась:
— По правде, дело, наверное, в том, что я не привыкла к благословению. Месса — это предел моего религиозного рвения.
Помолчала, а потом заговорила стремительно:
— Не хочу тебя шокировать, Кит, но я прямо сказать тебе не могу, как… как неудобно быть католиком. Вообще все это совсем устарело. Что до нравственности, самые отпетые мальчишки среди моих знакомых — католики. А самые умные — в смысле, те, которые много читают и много думают, — вроде как больше уже ни во что не верят.
— Расскажи-ка подробнее. Автобус придет только через полчаса.
Они присели на скамейку возле аллеи.
— Ну возьмем Джеральда Картера, он написал роман, и его напечатали. Если при нем упомянуть про бессмертие, он просто катается со смеху. А Хова — ну, еще один мой хороший знакомый с недавних пор, он вообще из «Фи-бета-каппы» в Гарварде, так он говорит, что мыслящий человек никак не может верить в христианскую мистику. Впрочем, он считает, что Христос был великим социалистом.
Она резко смолкла.
Кит улыбнулся:
— Монаха непросто шокировать. Работа у нас такая — держать удар.
— В общем, — продолжала она, — я почти все сказала. Во всем этом такая… узость. В церковном образовании, например. В жизни появилось столько нового, чего католики просто не замечают, — например, противозачаточные таблетки.
Кит чуть заметно поморщился, но от Лоис это не укрылось.
— Ну, — проговорила она без паузы, — теперь все об этом говорят.
— Да, так оно, наверное, лучше.
— Еще бы, гораздо лучше. Ну, в общем, это все, Кит. Я просто хотела тебе объяснить, почему вера моя сейчас… поостыла.
— Ты меня не шокировала, Лоис. Я все это понимаю гораздо лучше, чем ты думаешь. У всех случаются такие периоды. Но я уверен, все закончится хорошо, дитя. У нас с тобой есть общий дар — вера, она поможет пережить все дурные времена.
С этими словами он поднялся, и они зашагали дальше.
— Я бы так хотел, чтобы ты иногда молилась за меня, Лоис. Мне кажется, именно твои молитвы мне и нужны. Потому что мне кажется, что за эти несколько часов мы очень сблизились.
Глаза ее внезапно засияли.
— Да, конечно-конечно! — воскликнула она. — Мне кажется, сейчас ты мне ближе всех на свете!
Он резко остановился и указал на что-то рядом с аллеей:
— Мы могли бы… на минутку…
Там, окруженная полукругом из камней, стояла пьета — статуя Пресвятой Девы в человеческий рост.
Немного робея, она опустилась рядом с ним на колени и безуспешно попыталась помолиться.
Когда он поднялся, она дочитала молитву лишь до середины. Он вновь взял ее за руку.
— Я хотел поблагодарить Ее за то, что Она даровала нам этот день, — сказал он просто.
В горле у Лоис вдруг образовался комок, хотелось как-то дать ему понять, как много все это значит и для нее. Но она не нашла слов.
— Я это запомню навсегда, — продолжал он, и голос его слегка дрожал, — этот летний день, который мы провели вместе. Все прошло так, как я и ожидал. И ты именно такая, как я думал, Лоис.
— Я ужасно рада, Кит.
— Знаешь, когда ты была маленькой, мне постоянно присылали твои фотографии — сперва ты была младенцем, потом малышкой в носочках, которая играла на пляже с ведерком и лопаткой, а потом вдруг стала печальной девочкой с чистыми, удивленными глазами, — и я постоянно грезил о тебе. Каждому человеку нужно прилепиться к чему-то живому. Думаю, Лоис, я все пытался удержать при себе твою крошечную чистую душу — даже когда жизнь начинала кричать в полный голос, когда все умозрительные представления о Боге представлялись сплошной насмешкой, а любовь, страсть и миллионы других вещей подползали ко мне и шептали: «Посмотри на меня! Вот, я и есть Жизнь. А ты от меня отвернулся». И когда путь мой вел через эти тени, Лоис, впереди всегда мерцала твоя детская душа, такая хрупкая, чистая и изумительная.