Изгнание из рая
Шрифт:
— Какая там высота!
— Что вы, Зинька Федоровна! — всполошился Гриша. — Да ведь наше село образцовое!
— Было. А теперь — обыкновеннейшее. Вон у моего знакомого председателя колхоза через его территорию проходила трасса Олимпийского огня — там порядок! Ничего не жалели! Стадион с мраморными скульптурами, ресторан на три зала, Дворец торжественных церемоний, газ врезали с магистрального газопровода, все хаты шифером перекрыли, новые заборы вдоль улиц, парк посадили, оранжереи под стеклом, из столицы прислали повара, чтобы научил жарить
Гришу как-то не очень взволновала эта картина чужой роскоши, вместо этого он почувствовал, что становится подозрительно чувствительным в вопросах терминологии.
— Как вы сказали, Зинька Федоровна: через территорию колхоза?
— Ну? А разве что?
— У колхоза не может быть территории.
— А что же у него, по-твоему?
— Земли. Территория только у сельского Совета. У меня на работе есть книга: «Административно-территориальное деление Украинской ССР». Там названы населенные пункты, а не колхозы.
— У тебя на работе? Административно-территориальная? А у меня пять сельсоветов в колхозе — слыхал! Чья же, выходит, территория?
— Пять сельсоветов? Я над этим не думал.
— А ты подумай.
— Я подумаю. Тут надо разобраться.
Зинька Федоровна окинула Гришу голографическим способом: то есть, не сходя с места, осмотрела спереди и сзади, потом долго смеялась.
— Что же тут разбираться? На территории колхоза «Днипро» расположено пять сельсоветов.
— На землях!
— Ну, пускай будет на землях. Но колхоз один, а сельсоветов пять. Так что же важнее? Земля или территория?
— Важнее советской власти ничего быть не может, Зинька Федоровна.
— Может, скажешь, что ты и есть советская власть?
— Сегодня да.
— А тот, кто кормит народ хлебом, — это не власть?
— Народ сам себя кормит.
— Хорошо. Сам. А ты что же — танцплощадку будешь строить?
— Может, что-нибудь и побольше.
— Что именно?
— Ну… Стадион для Веселоярска. Может, и для всех наших пяти сельских Советов. Вот соберемся все пять председателей сельсоветов, подумаем, прикинем возможности…
Зинька Федоровна откровенно заскучала, не стала уже прибегать к голографии.
— Все Левенцы упрямые, но ты, наверное, превзошел их всех. Пять председателей! Да в тех сельсоветах председателями девчата с высшим образованием!
— Не имеет значения.
— Ах, не имеет значения? А как же в отношении Дашуньки? Или она у тебя не ревнивая?
— Зинька Федоровна, я хотел бы вам напомнить, что речь идет не о Дашуньке, а о стадионе.
— А постановление о стадионе у тебя есть? Или это тоже, по-твоему, не имеет значения?
— Постановление примем.
— А вышестоящие организации тебе разрешили?
— Мы методом народной стройки.
Зинька Федоровна встала и направилась к дверям.
— Методом народной стройки знаешь, что можно делать? Ямы в земле выкапывать. Да и то если лопаты острые. А где ты возьмешь материалы, технику, инвентарь, штаты и кто все это будет
Конференция на наивысшем веселоярском уровне не дала результатов, но Гриша решил быть упрямым до конца. Разумеется, лучше было бы объединиться с Зинькой Федоровной, чтобы действовать общими усилиями.
У председателя сельсовета власть без базы, у председателя колхоза база без власти. Объединиться — горы перевернешь! Но даже Адам и Ева, как известно, начали с того, что поссорились, разъединились навеки и были изгнаны из рая и обречены на вечное несогласие. Теперь судьбу Адама и Евы повторяют все те ведомства, которые призваны общими усилиями поднимать сельское хозяйство, а на самом деле каждый хочет подняться только в одиночку, не заботясь ни о других, ни о самом сельском хозяйстве.
Нужно было отдать должное дядьке Вновьизбрать: он умел чем-то смазывать механизм, и взаимоотношения сельсовет — колхоз определялись принципом мирного сосуществования. Но теперь Гриша ужаснулся экономическому диктату Зиньки Федоровны, потому, ничего не говоря о своей идее стадиона, осторожно начал расспрашивать дядьку Вновьизбрать, как ему удавалось соблюдать единство мыслей с председателем колхоза. Неужели только тогда, когда дядька Вновьизбрать присоединялся к мнению Зиньки Федоровны?
— А ты, говорится-молвится, делай так, — хитро улыбнулся Вновьизбрать, — чтобы не дать ей выразить свое мнение.
— Как же это?
— Успевай опередить ее, говорится-молвится. Мнение словно бы ее, а первым высказал ты. Тогда это уже вроде бы твое мнение и присоединяться нужно Зиньке Федоровне. Умей опережать — тогда ты руководитель!
Гриша подумал: со стадионом он, кажется, опередил всех, а что из этого вышло? Не стал спрашивать о стадионе дядьку Вновьизбрать. Спросил Ганну Афанасьевну. Та мобилизовала весь свой огромный опыт и заявила твердо и категорично:
— Стадион — это директор. А ставки нам никто не даст.
— А вообще, кто дает ставки?
— Райфинотдел.
Гриша поехал в райфинотдел. Предполагал увидеть там обросшего ракушками и мхом непробиваемого бюрократа, а встретил красивую молодую девушку, которая сидела за столом и, заглядывая в круглое зеркальце, красила губы французской помадой.
— Извините, — робко начал Гриша, — мне бы заведующего.
— Я заведующая. Слушаю вас.
— Заведующего райфинотделом, — упрямо повторил Гриша.
— Я вас слушаю. Садитесь. Откуда вы? Кто?
«Ну, — ободренно подумал Гриша, плюхаясь на стул и обрадованно представляясь заведующей, — если у нас такие девчата занимают такие должности, то мы не то что стадионы!.. Оживут степи и озера!..»
— Веселоярск — село коммунистического быта, — прочирикала заведующая, услышав, что Гриша — председатель Веселоярского сельсовета. Она придирчиво осмотрела в зеркальце свои подрисованные губы и принялась пудрить симпатичный носик французской компактной пудрой.