Изгнание из рая
Шрифт:
— Ага, — понял Гриша, — эта ляля считает, что стадион и все прочее это для нас все равно, что для гоголевской небоги мясо. За кого же она нас принимает? Не была в Веселоярске? Вот я приглашу ее, скажу все, что о ней думаю, а потом… Потом… утоплю в Днепре, и пусть ищут…
Когда немного перекипело в душе, Гриша попытался размышлять трезвее. Ну, утопит он эту лялю, а что же дальше? Разве давала когда-нибудь желаемые результаты политика террора против отдельных лиц? Каждый, кто учился в школе, скажет вам прямо: не давала и не даст. Надо искать другие пути. Кардинальные и определяющие.
Ночью, когда Дашунька пришла с ферм, он попытался задобрить ее и рассказал, как хотел купить
— Почему же не купил? — спросила Дашунька.
— Ты знаешь, так голову заморочили, что и забыл.
— Чем же тебе заморочили твою председательскую голову?
— Сам себе заморочил. Задумал построить стадион в Веселоярске.
— Стадион? А что на нем делать? Физзарядку пенсионерам? Так у нас и пенсионеры не гуляют, некогда физзаряжаться. Долго ты думал?
Гриша обиделся. Если уж и самый близкий человек такое…
— Футбольную команду организуем, — сказал он, — будем принимать участие в первенстве.
— А из кого ты ее организуешь? Нужны двадцать два парня, а у тебя одни лишь дядьки и деды…
— Ну… олимпиады будем проводить. Например: олимпиада породненных сел. Девчата несут таблички с названиями сел. Ты, например, табличку с надписью: «Веселоярск».
— Сам и носись с такой табличкой, а у меня своей работы хватит.
С этими словами Дашунька отвернулась от Гриши, и тот должен был лежать одиноко и в темноте загибать пальцы на руке: Зинька Федоровна не помогла раз, Ганна Афанасьевна не помогла — два, районные организации не помогли три, родная жена не помогла — четыре. Кто же поможет? Кто поддержит? Кто поймет?
Вот так и вышло, что злая судьба, а выражаясь научно, неблагоприятное стечение обстоятельств, толкнула Гришу в объятия Пшоня. Ибо что такое Пшонь? Физкультура и спорт. А что такое стадион? Отвечать не надо.
С утра Гриша заскочил в сельсовет, спросил Ганну Афанасьевну, нет ли чего-нибудь срочного, потом немного поскучал, не подавая виду, и сообщил:
— Значит, я поехал по колхозу, а уж вы тут без меня…
— Как это по колхозу? — всполошилась Ганна Афанасьевна. — Колхоз наш занимает территорию пяти сельсоветов! Где же вас искать, если будут спрашивать из района?
— На нашей территории! — гневно крикнул Гриша. — На веселоярской территории, Ганна Афанасьевна! Прошу это запомнить раз и навсегда.
— Да мне что, — вздохнула Ганна Афанасьевна, — мне бы знать, где вы…
Гриша завел казенный мотоцикл (сказано уже, что семейные «Жигули» отданы в распоряжение Дашуньки) и поехал в школу. Собственно, искать там нечего было, каникулы ведь сейчас, никого в школе нет. Но куда ехать? К Несвежему, где снимал квартиру Пшонь? А какая гарантия, что он сидит среди новенькой мебели Несвежего? Такой человек должен утверждаться на работе даже тогда, когда и работы нет. И тут государственное мышление не подвело Гришу.
Возле школы стоял новый «Москвич» Несвежего, а возле «Москвича» Рекордя собственной персоной, вертя вокруг толстого пальца ключики от отцовской машины.
— Все вертишь? — заглушая мотоцикл, сказал Гриша.
— Ага. А что?
— Это я должен был бы спросить тебя: а что ты здесь делаешь?
— Охраняю сон трудящихся.
— А сам как — думаешь трудиться?
— Вопросик!
— Привлечем за тунеядство!
— А у меня жетон!
— Снова со своим жетоном!
— Я представляю в Веселоярске, может, сорок четыре добровольных общества.
— Сколько, сколько?
— Сорок четыре!
— Ну, гадство! — не удержался Гриша от непарламентского выражения. — Я думал, их штук десять, а их развелось уже вон сколько! Ты что — квартиранта своего сюда привез? Где он?
— На рабочем месте, в спортзале.
Спортзал! Гриша вырос в Карповом Яре, глиняный яр, глиняное село, глиняные хаты, школа тоже в глиняных хатках, в одной первый — четвертый, в другой пятый — седьмой, в третьей восьмой — десятый классы. Какие уж там спорт и еще какие-то залы! А теперь двухэтажная кирпичная школа, классы, лаборатории, зимний сад, библиотека, столовая и, наконец, — добрая треть здания — храм здоровья, спортзал, гимнастические снаряды, шведские стенки, боксерские груши, батуты, вороха мягких поролоновых ковров. По правде говоря, Гриша здесь еще ни разу не был, поэтому вошел в спортзал несмело, почтительно, с пиететом, то есть с некоторым дрожанием конечностей, хотя и неуловимым, но сущим. К тому же напугали его какие-то необычные звуки-всхлипы, разные выкрики, что-то и вовсе неожиданное:
— Леопольд, жалкий трус, выходи!
Детей у Гриши не было, а у механизаторов нет времени смотреть мультфильмы, поэтому он даже представления не имел о телевизионном коте Леопольде и с некоторым любопытством немного постоял и посмотрел, что выделывают юркие мышата с ленивым и неповоротливым котом на цветном экране 59 сантиметров по диагонали.
Лишь потом он вспомнил о цели своего прихода сюда, оторвал взгляд от телевизора (не очень и далеко пришлось отводить глаза, кстати!) и увидел рядом с этим чудом техники, информации, искусства и обалдения самого товарища Пшоня, который, удобно разлегшись на мягких поролонах, накрыв лицо своей панамкой, спокойненько спал под крики дерзких мышат, пытавшихся отомстить ленивому коту за миллионолетние кривды своих предков. Причина такого, прямо скажем, неуместного и раннего сна таилась не в телевизионном шуме, а в бутылкоподобной посудине без этикетки и мисочке с малосольными огурчиками, стоявшими на телевизоре. Пшонь лежал так удобно, что мог бы достать и бутылку, и огурец из мисочки как правой, так и левой рукой. Это Гриша заметил и оценил. И может, именно это вселило в его душу какое-то уважение к Пшоню. Да и как же иначе? Мы всегда хотим уважать людей, к которым приходится обращаться за помощью. А Грише нужна была помощь Пшоня, как специалиста.
— Товарищ Пшонь! — тихонько позвал он.
Храпение в ответ было такое, будто перетряхивали кости египетских фараонов всех династий (а династий там было много, ой-ой!). Гриша даже попятился малость — ему казалось, что в распластанном на поролонах спящем Пшоне вообще нет ничего телесного, а одни лишь кости и этих костей вроде бы вдвое больше, чем у всех людей. Что за наваждение!
— Товарищ Пшонь! Слышите? — уже громче позвал он.
Мослы зашевелились, затарахтели, панамка слетела с лица сухого и злого (может, это и не мумия фараона, а мумия скорпиона?), кости затарахтели еще раз, потом раздался въедливый и недовольный голос:
— Что там? Чего надо?
— Это я, — сказал Гриша. — Левенец, председатель сельсовета.
— А-а, — Пшонь сел, протер глаза, потом кинул за спину руки, взял из мисочки огурец, хрустнул. — В чем дело?
— Огурчиками закусываете?
— Сказано же было: я — вегетарианец.
— А бутылка без этикетки? Продукция тетки Вусти? Могу организовать вам участкового Белоцерковца, он вмиг все оформит.
— Я сам его оформлю! Вы еще меня не знаете. Если я пью самогонку, то не для того, чтобы ее пить, а для того, чтобы знать, какие безобразия здесь у вас творятся. Ясно? И если выдумаете, что я спал на рабочем месте, а вы меня разбудили, так знайте, товарищ председатель, что в это время внутренним зрением я видел ваше двоеженство, которое может перейти и в троеженство! Катерина Щусь и Дарина Порубай вам знакомы? А ваша помощница на комбайне?