Изгнание из рая
Шрифт:
— Этот Пшонь?
— Он.
— А свинья?
— Про свинью в райнаробразе не знают ничего. Говорят: «Личное распоряжение товарища Жмака».
Что касается личного распоряжения, Гриша не имел опыта, поэтому почесал затылок.
— И про свинью личное распоряжение?
— Про свинью не говорили ничего.
— Так что же — добывать для него машину?
— Я уже звонила Зиньке Федоровне.
— А она?
— Ругается.
— Я бы тоже ругался.
— Тогда я в Сельхозтехнику. Попросила ремонтную летучку.
— А они?
— Обещали дать после обеда.
— Ну, выручили вы меня, Ганна Афанасьевна. Огромное спасибо.
Уже намерившись идти в свой кабинет, Гриша хлопнул себя по лбу.
— А где же этот Пшынь или Пшонь будет жить? Директор школы знает?
— Я позвонила, а директор говорит, что физкультурника не просил, потому что по совместительству физкультуру ведет Одария Трофимовна.
— У нее же история и география!
— Дали еще часы, чтобы большей была пенсия.
— Ей уже сто лет — какая там физкультура!
— Одарию Трофимовну в прошлом году подлечили в институте геронтологии.
— А этот Пшонь, он как — с семьей? Жена, дети…
— В райнаробразе ничего не знают. А он по телефону только про свинью.
Если не козы, то свинья — и все на Веселоярск! Недаром ведь он отказывался от власти. Должен был теперь убедиться, что власть — это бремя ответственности, а не пустой повод для чванства. Гриша подумал, что спасти его сможет только дядька Вновьизбрать со своим огромным руководящим опытом.
Дядька Вновьизбрать, хотя и выполнял функции советника на общественных началах, то есть бесплатно, уже сидел в выделенной для него комнатке, придя, следовательно, в сельсовет раньше нового председателя. Что ни говори, старые кадры! Да и бессонница дает о себе знать. Впечатление такое, будто Вновьизбрать сидел здесь еще с вечера. А возле него Обелиск. Верность старой власти, оппозиция новой.
Гриша поздоровался и остановился у порога. Только теперь он осознал всю тяжесть власти, почувствовал, как давит она ему на плечи и подгибает ноги. Могущество, судьба и обстоятельства. Не следовало ему соглашаться ни за какие деньги! Как мог он даже подумать, что сможет заменить такого человека, как Вновьизбрать! За ним десятилетия опыта, мудрость целых поколений, историческая выдержка, его душа вся в шрамах и рубцах от стычек и состязаний, но глаза горят победами и надеждой. Дядька Вновьизбрать знает все подводные течения и камни преткновения, все факты и цифры, прецеденты и ошибки прошлого, возможности и скрытые резервы, людей нужных и ненужных, изворотливость и обходные маневры, он знает, что надо делать, а за что не следует даже браться. Вот что такое стабильное руководство!
— Так как оно, говорится-молвится? — подбадривающе спросил Вновьизбрать.
— Не очень, — вздохнул Гриша. — Не успел выйти на новую работу, а уже на меня валится морока.
— Такая должность, говорится-молвится, — спокойно объяснил Вновьизбрать. — Кто сидит на месте, на того все идет, едет, наползает, надвигается, валится, сбивает с толку.
— Да уж вижу. На вас свалились козы, а на меня свинья.
— Свинья? — так и подскочил Обелиск, который до сих пор только водил глазами то на старого, то на молодого председателя сельсовета, то ли раздумывая, к которому примкнуть, а к которому становиться в оппозицию, или просто из естественного любопытства. — А какой породы?
— Порода неизвестна, но знаю, что свинья индивидуальная.
— А кто же хозяин? — допытывался Обелиск, тогда как Вновьизбрать мудро молчал и улыбался потихоньку, словно бы предчувствуя в этой свинье огромные неприятности для своего преемника.
— Хозяин — физкультурник в школу.
— Физкультурник со свиньей! — Обелиск подскочил к Грише. — А жить ему где? Давай я возьму его к себе! Может, мою Феньку малость приструнит. Это же, наверное, человек решительный, раз физкультурник.
— Да берите, мне что, — вяло согласился Гриша, — а куда же свинью?
— Свинью? Свинью моя Фенька раскассирует за три дня. Так когда же физкультурник приедет?
— Сегодня после обеда летучка должна привезти. Такая морока!
— Ну, говорится-молвится, — успокоил Гришу Вновьизбрать. — Едет, пускай себе едет. А когда приедет, здесь будет.
Духового оркестра для встречи загадочного Пшоня Гриша, конечно, не нанимал, но сам решил все же дождаться, когда приедет человек со свиньей. Обелиск добровольно согласился быть «маяком».
— Вы, товарищ голова, сидите в кабинете, вам неудобно торчать на крыльце, а я буду выглядывать и, как только, значит, летучка поднимет пыль, — просигнализирую, чтобы выходили…
Рабочий день во всех сельских учреждениях заканчивается в шесть, когда солнце стоит еще довольно высоко и работы в поле и на фермах в самом разгаре. А законы о труде следует уважать. Вот почему Гриша не стал задерживать Ганну Афанасьевну. А дядька Вновьизбрать, как внештатный, вообще имел полнейшую свободу действий, — вот так и остались они после шести часов только с добровольцем Обелиском, который почему-то решил, что в Веселоярск наконец должен прибыть человек, могущий укротить его финансово-хозяйственно непокорную Феньку.
Будем снисходительны и простим слишком радикально настроенному дядьке Обелиску такую слабость. Ведь история свидетельствует, что даже самые непоколебимые герои часто поддавались душевному заблуждению и почти всегда этим заблуждением была женщина. К чести дядьки Обелиска следует заметить, что он не сгибал свою твердую шею перед женой, а стремился эту женщину укротить и присмирить, быть может, в назидание для всей очаровательной половины человечества. Разумеется, если бы он сумел это сделать сам, то неизвестно еще, не стали ли бы мы свидетелями рождения нового великого человека, которого со временем так и называли бы: Обелиск Веселоярский по образцу, скажем, Эразма Роттердамского или Фомы Кемпийского. Но тактико-историческая ошибка дядьки Обелиска заключается в том, что он пожелал удержать свою Феньку не собственными руками, а чужими. А это, как известно из истории человечества, не удавалось еще никому и никогда не удастся. Почему? Спросите об этом у самих женщин.
Тем временем дядька Обелиск бегал перед зданием сельского Совета, топтал своими босыми ногами клумбы с цветами, смотрел, высматривал и выглядывал на шоссе до самих Шпилей и, как только показалась из-за них летучка Сельхозтехники, полетел к вестибюлю, и по ступенькам, и по коридорам с невероятным шумом:
— Едут! Уже едут! Они уже здесь! Они уже вот!..
Как утверждают наши научные авторитеты, несколько украинцев, жаждущих знаний, в свое время слушали лекции прославленного философа Канта. С течением времени они затерялись в холодных полях истории, и мы так и не можем найти их потомков. Но Гриша Левенец почувствовал себя одним из тех потомков, когда, поддавшись действию панических выкриков дядьки Обелиска, выскочил из своего кабинета, выбежал к клумбам, выбежал на дорогу, остановился перед летучкой, которая тоже остановилась перед ним, посмотрел в надежде и… как сказал философ Кант: «Смех есть аффект от неожиданного превращения напряженного ожидания в ничто».