Изгнание
Шрифт:
Через десять дней у Государя родилась третья дочь, Мария, а в конце месяца умер от чахотки его брат, Цесаревич Георгий.
Алексей подошел к Павлу после панихиды по племяннику и шепнул ему на ухо:
– Забудь, что я тебе присоветовал. Ничего хорошего из этого не выйдет.
То, что Алексей в принципе помнил, что наговорил ему в тот день, на пике личного горя, удивило Пица. Он кивнул брату в знак согласия, но мысль о женитьбе поселилась в его голове и то затухала, то вновь обострялась, как зудящее красно пятно экземы на шее. Павел не хотел обманывать себя, понимая, что брак этот невозможен. К чему же эти бесплотные мечты? Однако мысль проявила завидную живучесть и не истреблялась никакими доводами разума, как и экзема, при которой не помогали никакие примочки или мази.
VII
Ольга Павлу не перечила, о браке заикалась лишь изредка, когда совсем уж не могла сдержаться. Великий Князь, несмотря на проникшую в него идею, разговоров с Мамой Лёлей на матримониальную тему избегал. Ему не хотелось давать ей ложные надежды. На пустых фантазиях можно было протянуть некоторое время, но разочарование от крушения мечты было бы слишком болезненным. Правда, пусть и неприглядная, выглядела более безопасной в этом случае.
– Что же, так все и будет продолжаться? Так и будете давать повод говорить о вас в свете? – строго потребовала объяснений мать Ольги, когда после одного зимнего обеда они остались втроем с дочерями. – Слава Богу, отец не дожил до этого шкандаля!
– Мамa, Вы говорите таким тоном, будто я намеренно сохраняю текущее положение дел. Вам, как никому, известно, что я более всех страдаю от этого. Но что я могу поделать? Не под поезд же мне бросаться, в самом деле… – довольно дерзко ответила Лёля. Обычно они с Любашей были чрезвычайно почтительны с матерью, но сейчас Ольга Васильевна слишком неделикатно обошлась с больной темой. – Великий Князь не может вот так взять и жениться, на ком хочет!
– А хочет ли он? – подлила масла в огонь Любовь Валериановна.
– Без сомнения! Ведь он любит меня!
– Святая наивность! – всплеснула руками старшая сестра. – Четвертый десяток, а она все верит мужским побасенкам…
Любовь Валериановна не узнавала Лёлю, которая всегда крутила мужчинами как хотела, заставляя их исполнять любые ее прихоти и самые немыслимые капризы. Старшая сестра не раз осуждала главную кокетку семейства Карнович за потребительское отношение к сильному полу, но эта вдруг будто бы поглупевшая и безвольная, как казалось Любаше, особа нравилась ей еще меньше. Неужели она принимает за чистую монету все сказки, что ей сочиняет августейший любовник?
– Коли он тебя так обожает, отчего же он постоянно появляется то с одной дамой, то с другой? Говорят, он женится на Стефании Австрийской, – продолжала мать. – По твоей милости над нами потешается весь Петербург! Я слыхала, затеивается некий дамский клуб. Будете и этим бездельницам давать пищу для сплетен? Будто бы мало нам яхт-клуба!
– Принцесса Стефания, как и все остальные, лишь для отвода глаз. Его брат страшно против, Павел не хочет его сердить. Нужно время, чтобы семья привыкла. Я уже не раз Вам объясняла!
– Пять лет уж! Сколько им еще нужно? Бодя вон уже книжки читает…
– Никак не возьму в толк, зачем вы мучаете меня этими вопросами? Неужто боль моя забавляет вас? Ведь вы знаете, что у меня нет ответа и я не имею возможности повлиять…
– Так уж и не имеешь? – Ольга Васильевна, похоже, была настроена решительно. – Отлучи его от своей спальни, и посмотришь, как быстро он изыщет возможность узаконить твой статус.
– Или действительно найдет мне замену и женится на какой-нибудь принцессе!
– О какой же любви в таком случае идет речь? Блуд это, самый что ни на есть неприкрытый блуд… А ежели Его Императорское Высочество тебя, наконец, оставит, бросишься в ноги Эрику. Повинную голову меч не сечет. Он, в конце концов, муж твой законный и, к слову, показал себя самым достойным образом. Думаю, он тебя и назад примет. Его ангельскому терпению можно только дивиться. Другой бы застрелил уже всех из револьвера!
– Мамa, ну полно! – не вытерпела Любаша. Воспитание воспитанием, но разговоров о смертоубийствах она не одобряла.
– Полно? Замолчать мне прикажете? Я пока еще хозяйка в собственном доме! – мать метнула в дочерей гневный взгляд. – А тебе, Лёля, я так скажу, окрутить мужчину много ума не надо, а вот под венец его препроводить – это другое дело. Не обессудь, но, пока беззаконие ваше не прекратится, ноги моей не будет в твоем доме!
Люба и Лёля слушали главу семейства, потупив глаза. Однако маска покорной девочки моментально слетела с Ольги, как только она переступила порог родительского дома. Госпожа Пистолькорс шла к экипажу, возмущаясь себе под нос и гневно вбивая каблучки ботильонов в снежную коросту.
VIII
За окном белой юбкой солнце-клеш кружила вьюга. Казалось, это она и принесла Ольгу в неурочный час в кабинет Павла, где он, почитав детям перед сном исторический роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», изучал доклад об англо-бурской войне, которая шла в Южной Африке. Ездящая пехота и артиллерия буров представляли собой интересный феномен. Но госпожа Пистолькорс моментально перетянула одеяло с конной гвардии на себя.
Едва за Лёлей закрылась дверь, она упала в кресло рядом с Павлом и дала волю слезам.
– Что случилось? – испугался Пиц, не понимая, что и предположить, какой беды ждать. Истерика совершенно не вязалась с обычно жизнерадостной, прекрасно владеющей собой Ольгой.
– Это невыносимо! Выше моих сил! – пересказав любимому разговор с матерью, подытожила дрожащим голосом Ольга. – Меня уже родная мать проклясть готова, а ты даже говорить о браке не желаешь! Ты прекрасно знаешь, что в теперешнем статусе я оказываюсь в наиболее уязвимом положении. Ты в любом случае остаешься героем, а я – падшей женщиной!