Изгнание
Шрифт:
– Но это же не нарочно…
– Конечно, не нарочно. Не злодей же он! Но с его подходом к организации можно было ждать любого бардака! Зачем они понастроили буфеты с подарками у рва? Никому нельзя доверять! Надо было самому все проверить, пусть бы Воронцов хоть каждый день на меня Минни жаловался. Да что уж теперь!
Вдовствующая императрица Мария Федоровна, которую в семье звали Минни, некоторое время после смерти супруга Александра III имела существенное влияние на сына. Она в свою очередь благоволила Воронцову, как другу покойного мужа, и прислушивалась к его мнению. Сергей не без основания полагал, что
– Я в твоем распоряжении! Только скажи, что нужно делать!
– Спасибо, Пиц! Пока ничего не нужно. Сегодня Государь поедет к народу на Ходынку, в павильоны, а завтра нужно будет навестить раненых в больнице. Сейчас с ним обсужу. Нужно помочь семьям погибших и раненым. Пришлю за тобой, ежели будет необходимость.
Трагедия омрачила не только последующее празднование, но и светлые события недавнего прошлого. Императорское семейство с болью восприняло катастрофу. Переживали все, но кое-кто грустил особенно ярко, воспользовавшись несчастьем, чтобы свести счеты с Сергеем. Громче всех оплакивал беду клан Михайловичей, обвиняя генерал-губернатора во всех тяжких грехах, от самоустранения в обеспечении мер безопасности до личной черствости и жестокосердия. К ним, как ни странно, присоединились и многие друзья Великого Князя, знавшие его слишком хорошо, чтобы поверить в его равнодушие. Тем не менее лишь немногие родственники и приятели не отвернулись от него в те печальные дни.
Бал у французского посла, который тем вечером посетили Великие Князья и царская чета, подлил масла в огонь. Стоило бы отменить прием, но, видимо, посчитали неловким обижать представителя дружественной державы, который понес приличные расходы на организацию праздничного вечера.
На следующий день семейство завтракало у вдовствующей императрицы. Все говорили исключительно о катастрофе. Августейшая фамилия находила утешение не в тихой печали, а в бесконечных упреках и осуждении.
Греческие принцы, двоюродные племянники Сергея Александровича, сидели рядом с Эллой и пытались донести до нее свое негодование.
– Возмутительная безответственность! Охрана гулянья не была обеспечена! Устроители будто надеялись, что люди придут, чинно получат гостинцы и разойдутся. Глупая наивность! Виновные должны понести наказание! Они должны уйти в отставку! – наперебой восклицали Николай и Георгий, братья покойной супруги Павла.
– Слава Богу, что Сергея это не касается! – сухо ответила юношам Элла. Никогда и никому она не позволила бы осуждать при ней мужа. Уж она-то знала, каким ударом для него была гибель людей. Это рядом с ней он не мог всю ночь сомкнуть глаз, это перед ней суровый генерал-губернатор снимал защитные латы и не прятал раны.
В тот день монаршая чета вместе с Сергеем и Эллой навестили раненых в Старо-Екатерининской больнице. Они обходили пострадавших, присаживались на край кровати, говорили с ними. На раненых появление в госпитале Царя действовало похлеще хлороформа, на какое-то время забывалась боль, и прекращались стоны.
Всем семьям погибших была выплачена значительная сумма из средств Государя. Затраты на погребение тоже взял на себя Император. Губернатор организовал комиссию по сбору средств для пострадавших, и все они до самой революции получали пособия.
Но для
VII
Через два дня Павел наблюдал за гостями на балу в доме брата. Без малого две тысячи человек с удовольствием поглощали изысканные яства из меню, оформленного кистью художника Васнецова, пили прекрасные вина, танцевали и веселились. Ужасы Ходынки вспоминали в кулуарах с той лишь, кажется, целью, чтобы осудить хозяина приема, кормившего их. Уплетая за обе щеки стерлядь по-итальянски, жаркое из пулярды и дичь, они выходили из-за стола, чтобы шепотом поохать в тесной компании о каменном сердце Сергея Александровича.
– Не понимаю Сергея… – к Пицу подошел расстроенный двоюродный брат, Константин Константинович, который долгое время был их лучшим другом. – Не узнаю его…
Павел пожал плечами. Он решил не удостаивать ответа непонятную сентенцию, которая явно не несла в себе ничего доброго для старшего брата.
– Только вообрази, люди в толпе умирали стоя и так и шли, зажатые массой народа… Шли мертвецы! Жутко! Как же получилось, что Государю не сразу сообщили о масштабах катастрофы?
– Кто тебе такое сказал?
– Да уж сказали…
– Это чушь! Ники все было доложено утром, и в тот же день они с Аликс были на Ходынке.
– А Сергей? Он же не сразу туда поехал?
– К моменту, когда он узнал о трагедии, порядок был водворен. Все случилось очень быстро. Сергей отправил туда адъютанта, а сам поехал к Ники. Что было важнее – отдать распоряжения о больницах для раненых и помощи семьям погибших или показаться на месте катастрофы, чтобы не дать повода некоторым родственникам для болтовни?
– Но балы-то можно было отменить?
Его слова заглушило очередной зычное «ура», которое регулярно доносилось с улицы, где перед домом генерал-губернатора собралась огромная народная толпа. Пребывая в самом праздничном настроении, они попеременно пели «Спаси Господи» и гимн. Николай II в очередной раз вышел на балкон поприветствовать собравшихся подданных.
– Сергею сейчас, как никогда, нужна твоя поддержка, – вместо ответа заметил Пиц.
– Видишь ли, я мало знаком с обстоятельствами дела… Ты говоришь одно, Михайловичи – другое. Сергей, безусловно, не виноват, но все же ему стоило бы сразу просить отставку, пусть бы ее и не приняли… – Константин Константинович разнервничался и пошел пятнами.
Воспользовавшись очередным зычным народным приветствием Государя, Павел поспешно раскланялся и оставил кузена, от которого, положа руку на сердце, ожидал большего понимания. Старинные друзья давно начали отдаляться друг от друга. Сергей часто распекал Костю, которому несколько лет назад передал командование Преображенским полком и который, как ему казалось, относился к службе без надлежащего рвения. Но все же в тот момент, когда недруги объединились против генерал-губернатора, немногочисленные друзья должны были бы забыть мелкие обиды и встать на его защиту.